Демон Максвелла атакует энтропию
В рубку управления влетела Лина. Тормознула, элегантно закрутившись вокруг торчащего из потолка каната.
– Внимание! Официально за-я-вляю! – громко и строго обратилась к пилотам, восседающим в креслах за пультом управления. – С трёх до пяти у меня зачёт. Ко мне – не приближаться! Лучше вообще в изолятор не входить. Дед, тебя особо касается!
– У-гу! – виновато гукнул второй пилот, приходящийся ей дедом по матери.
– Чего так? – развеселился отец Лины, командир и первый пилот в одном лице.
– Да он... «динамику» мне запорол! Я билет отвечаю, Ньютон-Эйнштейн... И тут – в меня сзади – ка-ак кто-то врежется! И всё. Влепили «подсказку», пришлось пересдавать... – съябедничала она.
Семнадцатилетняя Лина сдавала темы с целью поступить в ВУЗ. Принимающая программа не только записывала ответы, но и отслеживала подсказки и прочие неправомерные действия, чуть что – начинай сначала. Оставалось закрыть самый сложный для неё предмет – физику, восемь тем. Математика, биология и химия уже отправлены в приёмную комиссию. Вот прибудут в Кроско, где вход в подпространство, отправят и физику. А стать она мечтала... врачом? генетиком? Конкретно пока не решила, но в целом – направление выбрала: людей лечить.
– Как это – «врежется»? – не понял командир.
– Ну, сплоховал я... мимо хотел, к пациентам! – проронил покаянно дед. Обернулся к Лине. – Я ж вот – не жалуюсь, что силу тяжести отключили, вынудили скакать в невесомости... на старости лет.
Доктор физмат наук и профессор, он ушёл из академии, чтобы помочь семье выбраться из тяжёлой ситуации. Авария, будь она неладна. Экипаж в коме, прогноз неутешительный. Новую команду набирали из своих и в авральном порядке. Отца Лины позвали в командиры, а деда, известного учёного Кузьму Петровича, уговорили во вторые пилоты: когда-то он был штурманом звездолёта. Выбора не было, иначе кормильца семьи – космический грузовик, на восстановление которого как раз и ухнули значительную часть накоплений – не допустили б к полётам, и хана тогда семейному бизнесу. Бизнес заключался в перевозке эксклюзивных грузов и на протяжении столетия успешно кормил семью, которая разрослась за это время в большое сообщество. Сроки подпирали; клиенты долго ждать не будут – возьмут, и переметнутся к конкурентам. Вот Кузьма Петрович и вспомнил молодость – пошёл к зятю в помощники.
– Ты ж сам и отключил, – сощурилась Лина на деда, – и климат-контроллер – тоже ты.
– И что? – насупился он, всё-то она знала... – Мы должны экономить.
Да, они должны экономить. Ещё ведь пришлось раскошелиться и за разбитые шедевры маститого скульптора, творящего в стиле абстракции. До сих пор в трюме болталась куча осколков, голову сломали, что с этой абстракцией делать: со свалкой связываться дорого, вывалить где-нибудь на задворках – чревато огромным штрафом.
– Дед, ты чего – обиделся?
Остриженные по плечи светлые волосы топорщились ровным дыбом, зелёный плотный комбинезон облегал тонкую фигуру – как есть одуванчик. Подплыла к нему, приникла, потёрлась щекой о щеку... любой растает.
– Обиделся – на тебя? Не выдумывай. По какой теме зачёт?
– Термодинамика. Поспрашивай, а? – улыбнулась заискивающе. – Задачки – сама, ты только теорию... Де-ед, ну!
С предыдущими темами он здорово ей помог – похожие неожиданные вопросы задала и программа.
– Командир, разрешаешь? – обратился Кузьма Петрович к зятю. На работе он только так к нему и обращался – «командир», «Сергеем» звал лишь дома.
– Давай. Но отсюда, с рабочего места. И не увлекайтесь особо. Что-то мне... пространство не нравится.
– Есть! – подчёркнуто соблюл субординацию второй пилот. И подмигнул Лине. Впереди чисто и пусто – чего там может не нравиться?
– А ты, дочь, исчезни с глаз, взяла за манеру у пульта маячить. Повиси на канате!
– Слушаюсь, командир! – козырнула она и грациозно увилась к потолку.
– Начнём с классики, – приступил дед.
Основные понятия и уравнение состояния сложности у абитуриентки не вызвали. Так же бодро отчиталась про цикл Карно, не перепутав адиабату с изотермой и верно продекламировав формулу для кпд. Дед остался доволен. Похвалил.
– А теперь, – сказал, – дай мне суть термодинамики в двух-трёх предложениях.
– Суть – в трёх началах: в замкнутой системе энергия сохраняется, тепло перетекает от горячего к холодному, невозможно создать вечный двигатель второго рода, абсолютный нуль не достижим. – Щёки её раскраснелись, глаза сияли. Любила, когда дед хвалил. – Ещё можно так: энтропия нашей вселенной возрастает.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился Кузьма Петрович. – Про энтропию подробнее.
– Это мера упорядоченности энергии, – бодро отстучала Лина. – Когда нет порядка и всюду сплошной хаос – энтропия максимальна. Из трёх начал следует, что Вселенную ожидает тепловая смерть!
– Да ну! – обрадовался непонятно чему профессор. – По-твоему, в начале был супер-порядок с минимальной энтропией?
– Ну да... – осторожно подтвердила Лина. – Большой взрыв – и материя пошла разлетаться, излучать...порядок стал рушиться, энтропия накапливаться.
– А как же мы? Чем дольше живёт человек, тем мир прекраснее, чудеса реальнее... Усложнение – налицо, а это ж – убывание энтропии. Что, не так?
– Человек тоже умирает! Превращается в перегной! Увеличивая своим трупом энтропию! – глаза её протестующе сузились.
– Но мир-то вокруг нас, особенно на Земле, разве движется не в противоположную от хаоса сторону?
– Звёзды погаснут, планеты погибнут! – упрямо гнула своё Лина. – И мы тоже.
– Не факт. Да, отдельный индивид погибает, но в целом человечество борется – и успешно. За какое-то мгновение – по шкале в 14 миллиардов лет существования Вселенной – мы уже столько наворотили! В космос, вон, вышли. А то ли ещё будет! Вдруг победим энтропию, а?
– Дед, ты зачем мне мозги компостируешь? Завалю из-за тебя экзамен!
– По существу возражай, если не согласна.
– Ну... чтобы противостоять энтропии, человечество должно кушать. А еда, в целом если, опуская промежуточные этапы, – это энергия звёзд. Так?
– Согласен.
– А когда звёзды погаснут – кушать нам будет нечего... И капец!
– Не забывай, что материя, в том числе звёзды – лишь пять процентов Вселенной.
– Ты хочешь сказать... система не замкнута?
– Возможно.
– Нам поможет тёмная материя, и мы выживем?
– Неплохо. Ещё версии?
– Подпространство? Параллельные миры?
– Во-от, сколько сразу... А ты паниковала. Про демона Максвелла, кстати, слышала?
– Да, целый параграф про него. Непонятное существо разделяет в замкнутом сосуде частицы на холодные и горячие. Бред, с моей точки зрения. Фигню придумали и красиво назвали.
– Фигню, говоришь? Ну, молодёжь... Фигню бы именем Максвелла не назвали... Ладно, давай разбираться. Что демон понижает энтропию в сосуде – уловила?
– Да, но...
И тут взвыла сирена.
– Лина, в изолятор! Закрепи больных и себя, активируй подушку! – разнеслось по рубке: командир включил громкую связь.
Она метнулась исполнять. Её же подрядили в рейс больных сопровождать, а не темы сдавать.
Под изолятор приспособили отсек, в котором перевозили хрупкие грузы: здесь мощная грави-подушка. Повесили и экран, на который передавалось изображение из рубки. И видела сейчас Лина то же, что и пилоты – наползающую плотную тьму. Пожирающую звёзды. И пожравшую – экран сделался сплошь чёрным. Откуда она взялось, пусто же было? Хотя отец, вон, почуял же что-то... перед тем как.
В довершение, отключилось освещение. Темень разбавляли лишь слабо фосфоресцирующие полоски, отграничивающие койки больных и аппаратуру жизнеобеспечения. Грави-защита тоже работала – на собственном аккумуляторе.
Было ей страшно? – Конечно! Подушка создаёт эффект кокона, ощущаешь себя беспомощной личинкой... в компании ещё четырёх. Не живых и не мёртвых. Бывший экипаж в полном составе, бедолаги, раны не совместимы с жизнью. Соседство не из приятных. Ещё и полоски зловеще мерцают, создавая эффект посинения... «Ты врач! – твердила себе Лина, стуча зубами. – А врачи не боятся!»
Тишина усугубляла напряжение. Жуть нарастала: словно в болото затягивало – бездонное, адское.
И тут зазвучала приятнейшая из музык – включился двигатель. Едва поначалу слышный, он наращивал обороты, и скоро ревел так, что корабль трясло – даже в подушке ощущалась вибрация.
Надрывный рёв перешёл в визг.
Удар! Её вдавило в кресло.
Шшш – длинный скрежет...
Вроде, сели... Жёсткая посадка, называется.
Пропахав борозду в грунте, корабль замер. Лина тоже не шевелилась. Ждала, когда снимут защиту – в грузовом отсеке она снималась снаружи. Но тут вспомнила: кнопка же вмонтирована и в подлокотник её кресла! «Вот же ду-ура!» – обозвала себя и отключила подушку.
На неё обрушилась сила тяжести. Койки провернулись и, покачиваясь, установились в горизонтальном положении. Как там больные? – Обошлось: аппаратура сбоев не зафиксировала.
Попривыкнув к тяжести и сориентировавшись в темноте по полоскам, Лина сползла с кресла на стену: грузовик лежал на боку.
А вот выйти из изолятора не получилось – люк заклинило. Цепляясь за скобы в стенах, обезьяной пролезла наверх. Карабкаться по-альпинистски было несложно: сила тяжести меньше земной. Вскрыла аварийную панель, выскребла фонарь... Со светом, пусть и в виде светового пятна, дело пошло веселее. Достала лазерный резак и, опустившись на уровень люка, перерезала заклинивший рычаг. Вывалилась в коридор.
По правому борту – кубрик для экипажа. Досталась же ему... хорошо, внутри никого не было. Перегородка вспучена, прорванная в нескольких местах. А поскольку правый борт стал низом, то острые рваные края металла преградили дорогу вдоль всего коридора. Пришлось снова по скобам. Привинченные к полу, ставшему стеной, поперёк топырились беговая дорожка, велотренажёр, пружинные весы...
И опять она орудовала резаком, вскрывая на этот раз не люк, а двери в рубку. Втиснулась в перекошенный створ.
В рубке уже не сплошная темень. Большая часть грузовика зарылась в грунт, но левый борт выпирал над поверхностью, и со свободной части иллюминатора шёл свет. Ровный уверенный полумрак позволил разглядеть: нос корабля смят. Толстенное аморфное стекло проткнуто чёрными пиками, обезображено сетью стреловидных щелей. И где-то там, среди покорёженной кучи – её любимые.
– Отец! Дед! – закричала Лина.
Никакая это не жёсткая посадка. А очередная авария. Они разбились!
Пробиваясь к лётчикам, кромсала резаком всё подряд – пульт управления, панели, защитный пенный материал... Добралась! – вся ободранная, губы искусаны, лицо перекошено отчаянной гримасой.
Без сознания, но – живые! Аптечка, слава богу, не завалена. Попрыскала открытые раны, наложила повязки, вколола что надо – практика в больнице не прошла даром, руки сами делали дело. Закончив с первой помощью, продолжила возиться с креслами, пока не провернула их так, чтобы раненые горизонтально легли – получилось похоже на двухъярусную кровать. Только тогда открепила оковы, прижимающие тела к креслам. Куда-то перемещать раненых не стала – вдруг позвоночник сломан?
Тут у неё закружилась голова, и она отрубилась.
«У нас авария!» – пробуравило мозг. Разлепила глаза. Хоровод разноцветных мушек, голова трещит. Тусклый кофейный свет. На нижнем ярусе дед лежит, на верхнем – отец. Кожа у обоих синяя. Трясущимися руками поменяла набухшие от крови повязки.
«Ой! – её вновь повело. – Что за... А, щели же!» Через щели в иллюминаторе проникла местная атмосфера. А она без маски. Дед с отцом тоже. «Надо бы маски надеть и анализ воздуха провести!» – пробрезжило в мозгу. Но как всплыло – так и утонуло. Она вновь отрубилась, на этот раз на целые сутки.
«Где я?» – очнулась с вопросом. Она по-прежнему лежала возле кресел. Раненые без сознания, но дышали, и лица уже не такие синие. Лина бы и дальше продолжила составлять им компанию – нестерпимо тянуло в сон, но... Но их же надо поить, кормить!
Только подумала про воду – и сразу самой захотелось пить. Запасы заныканы по разным нычкам, раскиданным по кораблю. Лишь сейчас поняла, зачем раскидывают – чтоб вот как сейчас: не в одной, так в другой. Влезла по скобам наверх, вскрыла нычку и, не сходя с места, осушила залпом пол-литровый пакет воды. Полегчало.
Деда с отцом поила с ложечки, затыкая им нос – и они рефлекторно глотали, ура!
А вот пациенты изолятора так не могут, совсем как растения, бедные. Не забыть завтра пополнить бутыли в аппаратуре.
Что ещё?
Она огляделась. Мамочки, сюр какой-то... Разбитый корабль. Куски рваного металла. Страшные острые пики. Тёмное нечто за треснувшим стеклом. И надо всем этим – тоскливое серое небо. Какие-то странные штуки покрывают поверхность, похожие на цветную мозаику. Растения? Вряд ли. Разве могут растения пробить сверхпрочную оболочку звездолёта?
Одни больные вокруг, и все без сознания, с ума сойти! Что за рейс! Первый рейс нового экипажа. Первый! И сразу – авария! А ведь как начнёшь, так и...
«Пшли вон, дурные мысли!» Зачем она паникует, все же живы! Накличет ещё! Она улыбнулась и назло мирозданию затянула бравурный марш. И полезла к следующей нычке – за едой. Лезла и пела. Слова не особо помнила, но это ей не мешало: вставляла «пум-пум». Петь Лина любила и, в принципе, делала это хорошо... но почему-то те, кто слышал – морщились, и на людях она петь остерегалась. Но сейчас можно.
Теперь – поесть. Не хотелось, но заставила себя, высосала тюбик. Сил сразу прибавилось. Организм, похоже, приспособился к местной атмосфере – в сон клонило значительно меньше. Меньше? Она длинно зевнула, устроилась подле раненых и – отключилась.
На этот раз проспала недолго – в мозгу буравило «больных поить надо!» Но сначала обработать раны. И вот тут... Она протёрла глаза, оторопелая. Быть такого не могло. Но – было. Раны практически затянулись! У обоих – отца и деда. Но это же невозможно, уж она насмотрелась в госпитале. Чудо!
– Лина? – услышала вдруг.
Отец очнулся! Бросилась его целовать. Осторожно. Кости наверняка поломаны. Узнать, где болит, наложить шины.
Скоро и дед очнулся. Ему тоже шины.
Больные послушно лежали, негромко переговариваясь.
«Какой же надо быть прочности», «обалдеть», «чудо-материал» – это про палки, проткнувшие иллюминатор, Лина звала их «пиками». Чудо, ха... Посвятила их в настоящее чудо – про раны. Лица обоих вытянулись.
– Ты почувствовал что-то... перед аварией. Описать сможешь? – послал дед вопрос наверх, командиру.
– Гравитация! – отозвался тот. – Я ж пилот, у меня на неё чуйка. Слабая была, на грани восприятия. Рваная. Потом – тьма. Я корабль обесточил. Не понял, что за... явление, темнота эта. Но – опасное, будто топор над башкой. Ты ж рядом был, что скажешь?
– Опасное, да... сердце зашлось. Правильно, что обесточил.
Они замолчали.
– А дальше? – спросила Лина. – Почему упали? Куда?
– Тоже не понял... Резко потянуло к планете, размером с Марс – откуда вот она взялась? Двигатель вдруг отказал... на холостых еле вытянул. Как ещё посадил...
– Похоже, мы внутри области, которую снаружи не видно. В пузыре каком-то. – Дед закрыл глаза.
– Во вли-ипли! – протянула Лина. – Так, больные. Хоть мы и в пузыре, а кушать надо. Держите тюбики!
Через несколько дней больные, откинув шины, уже бодро перемещались по кораблю. Это с переломами! Даже наружу выползли – осмотреться. Чудо продолжало чудить.
А потом... потом потихоньку начали оживать и пациенты из изолятора. Дыхалка, рефлексы. Кожа порозовела. Она решилась напоить их с ложечки – получилось! Несчастные, не водить им больше звездолётов. Тоже входили в семейный клан, но родство настолько далёкое, что до рейса про них и не слышала.
Бортинженер Олег – коренастый, среднего роста. Без рук.
Радист Боря – щуплый, невысокий, с хилыми мышцами. Без руки по плечо.
Механик Марат – крепыш, мышцы накачаны, ладони лопатой. Без ног по колено.
Командир Тимур – интеллигентного вида, отхвачены обе руки по локоть.
Кроме ампутированных конечностей и разрывов внутренних органов, в анамнезе значились множественные переломы.
Вопреки инструкции, на свой страх и риск – помня, насколько быстро оправились отец с дедом – она сняла шины с бинтами. И – глазам не поверила, но именно так оно и было: на местах ампутации увидела розовые наросты. Зажала рукой рот, чтобы не закричать.
Стала тела массировать. Её чуткие пальцы переломов не нащупали – срослись кости. Только хотела позвать деда, как вдруг аппаратура беспорядочно замигала, будто сбесилась, и – отключилась. Лина выдрала трубки и провода из тел, сорвала датчики. Хлестала по щекам, трясла пациентов... и – они очнулись.
Через неделю встали. Безногий Марат взгромоздился на костыли, сварганенные дедом из подручных средств.
К тому моменту она уже не удивлялась. Здесь чудесным образом восстанавливалось здоровье!
Местную... фауну? флору? – вслед за Линой стали называть «мозаикой». Стойкая штука. Её обламываешь, а она отрастает гуще прежнего, тропу вокруг корабля приходилось каждый день торить.
Более того. Стал «расти» и их корабль. Дед вовремя заметил, и теперь они направляли этот рост в полезную сторону: латали дыры. Выставляли каркас, по которому пойдёт нарастание, и оболочка сама собою восстанавливалась. Зарастало и без их вмешательства – но тогда выходило пупырчато.
Преграда, в которую врезался грузовик, оказалась большой мозаиной. Но и обугленная, потерявшая прочность, она не желала сдаваться, еле убрали. Мужчины всё цокали над ней, то ли восхищаясь, то ли возмущаясь, чего-то там у них не сходилось, Лина не вникала особо. Зато она вникла в тему компьютера: вчистую, зараза, сломался, безвозвратно угробив информацию – это ж теперь придётся заново кинематику с динамикой сдавать! Но своё возмущение оставила при себе – как-то мелко на фоне общих потерь.
Постепенно разладилась не только вычислительная и электронная, но и вся сколь-нибудь сложная техника. Встали часы. Хорошо, дед носил механические – только они и шли. И то, несколько раз на дню приходилось разбирать и чистить, иначе вообще не смогли бы время определять: смены дня и ночи не наблюдалось – всегда ровный кофейный свет и затянутое однородной серой хмарью небо.
Притирка бывшей команды и нынешней прошла не без сложностей. Как-то, когда Лины не было поблизости (возилась в рубке с уборкой, отсекая непрошеные отростки), четверо покалеченных обступили двоих здоровых. В воздухе разлилось нехорошее напряжение.
– У нас к вам вопрос, – обратился Тимур к Сергею. Прошлый командир к настоящему.
– Слушаю, – как можно миролюбивее произнёс Сергей.
– Куда мы летели и откуда?
– Из Маури в Кроско, на погрузку.
Планеты располагались недалеко друг от друга, транспортник преодолевал расстояние за три недели, если напрямик. Через подпространство было бы намного быстрее, но использовать столь дорогой способ на простой перегон – недопустимая роскошь в их ситуации.
– Хочешь сказать – пустые шли?
– Для семьи набросали мешки с гречкой во второй отсек. А в первом – да, пусто.
– Пусто – это если не считать кучи битого стекла, – подключился Кузьма Петрович. Ответ зятя ему не понравился: слишком лаконично, а ребята переживают. – Да, те самые абстракции, что вы везли и не довезли, теперь это балласт, куда деть не знаем. Остальной ваш груз доехал по адресу, контейнеры хоть и помялись, но содержимое не пострадало.
Астронавты переглянулись.
– Допустим. Тогда цель полёта? – продолжил допытываться Тимур. – Погрузиться можно было и в Маури.
– Да вас же, балбесов, везли в клинику! – высунулась из люка Лина с топором наперевес. Конечно же, она подслушивала. – В Кроско – НАШ доктор, хорошая клиника! А из маурской больнички вас попёрли, отказались лечить! Не хотели трупов потому что!
– Даже так?! – вздёрнул брови Тимур. И улыбнулся. Умела эта пигалица... поднять настроение. Пигалица-то пигалица, но она – их врач, и неплохой, раз вылечила, и они её уважали.
Напряжение ушло, астронавты расслабились. В её словах был сермяжный смысл: на Маури селились в основном «бездетные», семейные же предпочитали Кроско, и эти прослойки взаимно друг друга не переваривали, старались не пересекаться. «Бездетными» называли тех, кто предпочитал жить ради себя любимого, не обременяя свою бесценную личность родственными узами или тем более родами. Воспитанные в интернатах, они считали правильным и всех детей там воспитывать. А для воспроизводства населения сдавали семенной материал.
– Я правильно понимаю – из Маури в Кроско вы двинули напрямик?
– Конечно, – пожал плечами Сергей. – По кратчайшему пути.
– Не пойму. Как вы, такие умные, опытные – и решились лететь через бермудову яму?
– Через что? – оторопел дед. Он и прокладывал тот маршрут.
– Здешний фольклор. В этой области нередки аварии. А есть корабли – с концами сгинули. Слухи ходят, астероиды-каннибалы. Местные эту яму за парсек облетают.
– Ой, мамочки! – прошептала Лина у себя в рубке и схватилась за голову.
Дед покраснел до ушей.
– Дык это... Официально-то информации нет!
– Кто ж будет статистику портить... мелочью. Вот большой звездолёт когда...
– Мы ж не местные... и нас торопили с отлётом. – Сергей тоже заметно расстроился. Оправдывайся – не оправдывайся, а вина за нынешнюю аварию – на нём.
– Зато, – из люка высунулась всклокоченная голова, – теперь все в сознании! И руки-ноги растут!
Да, руки-ноги отросли уже вполовину, позволив «инвалидам» жить и работать наравне со здоровыми.
С едой ситуация оставалась терпимой: тюбиков хватит ещё на полгода, да гречки в трюме полно. А вот с водой... запасов – от силы на месяц. Когда аварийно садились, пилоты видели много воды – целый океан. Но путь до него не близкий, с вёдрами не натаскаешься, тем более по зарастающей тропе. Потому решили тянуть водопровод: небольшого диаметра, упругий и прочный. Вырастят его из мозаики: лепишь, словно из пластилина, разве что процесс лепки затянут во времени. Пока тянут – построят насос, делов-то.
Шёл третий месяц пребывания в пузыре. Уже и до океана недалеко осталось – ощущалось по влажному воздуху. А с насосом всё не складывалось. Астронавты – вроде бы и рукастые, особенно механик с бортинженером, – но не смогли починить ни единого прибора, тем более создать что-то новое.
Стремление творить неуклонно гасло. Стали больше отдыхать, меньше нервничать. Спали всё дольше...
Тогда и пригласил Кузьма Петрович команду на «серьёзный разговор». Предупредил, что начнёт с «лекции», и чтобы слушатели настроились к восприятию «сложного, но чрезвычайно актуального материала».
Экипаж прибыл в рубку пунктуально в срок и лениво распластался по углам.
Специально для «новеньких» Кузьма Петрович попросил Лину повторить про энтропию, начать с «трёх начал» и закончить «демоном Максвелла». Она не стала ломаться, рассказала. Слушали её с интересом – это же Лина! – её всегда слушали с интересом.
– Подытожу, – длинно вздохнул профессор. – Энтропия во Вселенной возрастает – так уж устроена наша Вселенная. Рост энтропии – это рост хаоса. Усреднение, деградация, разрушение, умирание. Стрела времени – это стрела энтропии.
Что мы имеем на квантовом уровне? В целом, то же самое – энтропия возрастает. Но! Уже в начале 21 века учёные научились создавать такие хитрые условия, что в энергетически изолированной системе энтропия сначала росла, запутывалась... термин «запутывание» в квантовом понимании – знаком? Молодцы. Система начинала коррелировать с резервуаром... И тут проделывалось некое квантовое действо – вступал в дело демон Максвелла. И система начинала раскручиваться обратно, вспять во времени, возвращаясь в исходное состояние – на данном этапе энтропия уже убывала.
Почему бы и на макроуровне не допустить наличие таких областей – назовём их пузырями, – в которых энтропия убывает? Стрела времени в пузырях как бы поворачивает вспять – процессы движутся в сторону усложнения и порядка.
Так вот. Именно в такой пузырь, где убывает энтропия, мы и попали.
И поддерживает пузырь в этом состоянии – кто?
– Демон Максвелла! – хором гаркнули слушатели.
– Где он находится? Лина!
– Где угодно! Тёмная материя, подпространство, параллельная Вселенная! – отбарабанила Лина, память у неё хорошая.
– И каким образом демон взаимодействует с пузырём?
– Эт-та... через чёрную дыру? – предположил бортинженер Олег.
– Тогда уж через белую! – возразил радист Петя. – Чёрную бы по-любому заметили.
– Так белую ещё проще заметить: вещество когда сыплет из ниоткуда – видно же!
– Видно, если это не тёмная материя!
– Вы ещё подеритесь! – остудила их Лина. – Дед, скажи!
– Думаю, истина посредине, – туманно изрёк Кузьма Петрович. – Нечто промежуточное между чёрной и белой дырами. В чёрную вещество втягивается, из белой вылетает, а наш пузырь до сих пор ни один астроном не обнаружил, то есть имеем замкнутое образование. Гравитация из пузыря не выходит.
Народ молчал, переваривая.
– А теперь посмотрим друг на друга. Лыбиться не обязательно. Что скажем про внешний вид?
– Помолодели... выздоровели... красавцы-мутанты... – раздался нестройный хор голосов.
– Мы что, скоро в детей превратимся, раз стрела времени повернулась? – спросил Тимур.
– Ответ на ваш вопрос – вот. – Профессор указал на Лину.
Шесть пар глаз воззрились на неё... Практически не изменилась, разве что похорошела.
Лина сконфузилась, спряталась за отца.
– Мы движемся по стреле обратного времени лишь в начале процесса: раны затягиваются, конечности отрастают, оболочка корабля восстанавливается. Достигнув оптимума, процесс сворачивает с наезженного пути, потому что банально молодеть – слишком просто, он выбирает более заковыристое решение. Покажи руки, Олег.
Руки Олега напоминали человеческие лишь в первом приближении: словно резиновые, гнулись во все стороны, локоть как таковой отсутствовал.
– Хочешь локоть, – сказал ему дед, – упражнения специальные делай. А то до пола дотянет... гибкой лозой.
– А моя рука... до пола... может? – Лина дурашливо потянулась к полу.
– Наиболее быстро и заметно растут сломанные, больные части. Устоявшиеся же и здоровые элементы тоже подвержены изменениям, но гораздо более медленным. – Дед отвечал обстоятельно, серьёзно, будто не заметил шутки. – Можешь эксперимент на себе провести: левую руку разрабатывай – на перекладине виси, тянись ею, а правую – береги. Потом сравним.
– Вот уж нет, спасибочки. Эт я пошутила!
– А я – не шучу. В связи с этим вопрос. Что нам делать, чтобы сохраниться? А не превратиться в нечто... застывшее и ветвистое?
– Валить отсюда, чем быстрее, тем лучше! – буркнула смущённая Лина.
– Валить – идея отличная, – усмехнулся Тимур. – Осталось придумать, как воплотить. Пульт управления в хлам, бортовые компьютеры сдохли, плазма испарилась. Техника – не чинится, черти что происходит.
– Раньше как-то ракеты летали... безо всяких компьютеров и плазменных двигателей! – проворчал Кузьма Петрович.
– Так это когда было – в двадцатом веке.
– А мы что – дурнее предков?
– Вы хотите сказать... ручное управление, ходовая часть – из механики?
– Почему бы и нет! Но об этом завтра. Возвращаюсь к главной мысли. Коллеги, внимание! – «Коллеги» уставились на профессора: никто раньше так их не называл, и они не могли сообразить – смеяться или гордиться. – Так что же нам делать, чтобы не измениться? Ответ простой: как можно больше двигаться, думать. Да, думать! – тренируя мозги, сбиваем тем самым возможные в них наросты. Спать долго нельзя, лучше часто помалу. Кушать – много. И всегда что-то делать. Не застаиваться. Чуть застоялся – пошёл засыпать, усложняться. Компьютеры, вон, доусложнялись... Предназначение человечества, я считаю – это сопротивляться энтропии, держать её в узде. Всегда и везде – во Вселенной ли, в пузыре. Уж такие мы, да... а иначе никак: чтобы жить самим, приходится заботиться о среде. Только у себя во Вселенной мы сопротивляемся в одну сторону – усложняем мир вокруг, сами же упрощаемся в прах. А в пузыре – наоборот: сами усложняемся невесть во что, зато вести себя надо так, чтобы энтропию вокруг увеличивать, вопреки её уменьшению. Повторяю: двигаться, думать, работать. Осознали, коллеги?
– Каждый вечер в это время устраиваем тренировку мозга, ответственный – Кузьма Петрович. Это приказ! – подвёл итог командир.
Ошеломлённые, «коллеги» дружно побрели «косить» мозаику. Правду сказать, в головах у них перемешалось – что куда и в какую сторону изменяется, и причём тут энтропия с демоном. Но удивить и взбодрить – профессору удалось. Спать решили в две смены – а то не проснёшься ещё... усложнишься. Как компьютеры.
– Эй, не застаиваемся! – толкнул тощий Боря крепыша Марата, неуверенно ковыляющего на отросших культях. Тот ответил – и завязалась потасовка, ещё двое ввязались.
Командир смолчал – парни энергию тратят, энтропию в пузыре повышают – следуют, значит, этому, как его... предназначению. Пусть себе продолжают.
Назавтра профессор «для разминки» заставил народ умножать в уме двузначные цифры.
– А теперь внимание. Все мы знаем «мозаику». Есть малые экземпляры, есть большие... один из них проткнул наш иллюминатор. Уникальный по прочности колючий клубок. На горизонте высится ещё такой же. Малые не стоят на месте, перекатываются, большие – вросли намертво. Так вот, вопрос. Что или кто породил «мозаику»?
В ответ – тишина.
– Хорошо. Подойдём с другой стороны, – продолжил профессор. – Вы ж не думаете, что воздух тут – подходящий для человека вот так вот просто, с бухты-барахты.
– Вообще-то, думаем... – тихонько возразила Лина.
– М-да... Эти два вопроса оставляю открытыми. Размышляем, не спешим с ответом. А вот следующий... решать надо срочно. И, кажется, я знаю как. – Профессор застыл, глядя в потолок.
– Мы внимательно слушаем! – вернул его на землю командир.
– Какой будем строить двигатель?
– Я пытался уже... внутреннего сгорания. Ни хрена не работает. – сказал Марат.
– Правильно не работает... Энтропия же убывает – в этом всё дело.
«Достали со своей энтропией!» – читалось на обескураженном лице механика.
– И ещё. Чем проще, тем надёжнее. Берём самую простую схему.
– Я помню схему парового двигателя! – гордо заявила Лина.
– Молодец. Теперь дальше. Теория утверждает, что в системе с убывающей энтропией возможно построить вечный двигатель второго рода, используя передачу тепла от холодного к горячему... Другими словами, тепловую машину с кпд 100%. Это нам важно – ввиду отсутствия в обозримом пространстве топлива, с мозаики много не взять. Корабль должен взлететь. Сложность в том... Выйдя из пузыря, нужно будет обратить процесс. Нет, неверно сказал про «обратить»: в обоих случаях двигатель совершает работу. Лучше говорить «собрать два в одном».
– Интересная задачка... – почесал затылок Марат.
Со следующего дня приступили к созданию двигателя, схему которого таки составили методом мозгового штурма. Основной элемент – вода. Используют котёл от плазменного двигателя, прочие его детали «переплавят».
Разделились на две бригады: «строители» – Кузьма Петрович, Марат и Олег – создают насос для подачи воды и двигатель, остальные – «снабженцы», отвечают за доставку воды, водопровод ещё тянуть и тянуть. Все в деле, настрой рабочий.
Забрезжила надежда на спасение – и разговоры стали конкретно-предметными.
=====
– Боря, ты же радист по специальности, верно? Сможешь связь организовать – по самой дубовой схеме, безо всяких наворотов?
– Если б в нормальном мире – запросто. Но тут... не понимаю, как учесть убывание энтропии. И ещё. Вы ж сами говорили – никакой сигнал из пузыря не выйдет, отразится от оболочки!
– А нам не из отсюда. А когда потом! Надо будет вызвать заправщик с топливом, на нашем далеко не уедешь.
– Понял! – оживился радист. – А источник питания где возьмём?
– Будет котёл, из него тебе провод кинем.
=====
– Ещё раз повторяю – оболочку пузыря проходим на малой скорости, обесточенные, нежно. Иначе мы – что?
– Ударимся и отразимся!
– И шмякнемся обратно!
– И придётся заново чиниться! А самим отрастать!
=====
– Профессор, не поясните, куда исчезнет энергия, когда... этта... тепловая смерть настигнет Вселенную?
– Никуда не исчезнет, Олег, сколько было, столько и останется. Если считать Вселенную замкнутой, конечно. Просто энергия станет бесполезной, не способной совершать работу.
– А раз в пузыре наоборот... то этта... энергия – тут – станет полезной? Типа чуть тронешь и взорвётся?
– Верно, можно и так сказать.
=====
– Профессор, а про технику что скажете? – это уже Тимур. – Почему не работает?
– Любая работа повышает энтропию – а в пузыре, мы помним, энтропия убывает, и среда делает всё, чтоб эту работу уменьшить. Техника меняется так, чтобы не работать. А усложняться. Чем техника навороченнее – тем чувствительнее к изменениям.
– А мозг? Он же ого-го какой сложный, почище техники! – командир Сергей.
– Человек сколько у нас существует? – Сотни тысяч лет, плюс-минус. С одним и тем же мозгом. А техника? – на порядки меньший срок. Мозг гораздо устойчивее приборов. Устойчивое сложнее сдвигать.
=====
– Чтобы знать орбиту движения пузыря – и найти его в будущем – надо иметь информацию – координаты, время – о как минимум двух точках орбиты. Первую знаем – наш вход сюда. Вторую – выход... придётся попотеть. Время засечём, это да. Но – координаты? Как определить координаты без приборов?
– А как вообще в космосе определяют координаты? – как всегда первая вылезает с вопросом Лина.
– По звёздам.
– А если сфоткать эти звёзды? Ну, выныриваем из пузыря – и сразу фоткаем.
– Чем? У тебя фотик есть? – усмехается Олег.
– Тогда рисуем. Все сразу рисуем звёзды, каждый свой участок.
– А что, это идея! – говорит командир.
– И неплохая! – кивает Кузьма Петрович.
Лина задирает нос, дурашливо кланяется.
– Что бы вы без меня делали, мужчины?
– Один способ имеем. Есть ещё предложения? Ну же, коллеги, думаем! Или вы и впрямь собрались рисовать тысячи точек разной яркости? – сбивает с неё спесь дед.
Жизнь шла своим чередом. Бывшие пациенты превратились в... мутантов? Изощрялись друг перед другом особенностями. Марат накачал себе такие ноги... грузная гиря обратилась упругим мячиком. Боря, морально страдавший от хлипкого телосложения, тоже сумел заметно подкачаться, но главной своей гордостью считал руку-молот. Олег же руки отрастил длинные и гибкие – так легче, сказал, обслуживать оборудование. Тимур же пожелал форму рук оставить прежней, зато пальцы сделал сильными и цепкими.
Все без исключения члены экипажа легко перемножали в уме трёхзначные числа, помнили наизусть формулы тригонометрии и стереометрии.
– Скоро вы у меня уравнения поля будете писать без подсказки! – радовался профессор.
– Хорошо хоть не решать! – вздыхали про себя «коллеги».
– Профессор, расскажите нам ещё про демона Максвелла, очень вы интересно рассказываете! – попросил как-то Боря. Лучше лекция, чем устный счёт – они же не калькуляторы!
– С удовольствием! – поддался Кузьма Петрович. – Начнём с теории. Напомните мне, коллеги, что такое замкнутая система?
– Когда нет обмена энергией и массой.
– А изолированная по энергии?
– Энергия сохраняется.
– А квази-изолированная?
– Когда медленно и слабо нарушаешь границу! – отличился командир. – Вот как мы проникли сквозь оболочку: отключив энергию, без ускорения, с небольшой относительно пузыря скоростью.
– Молодцы! Вернёмся в квантовую физику – в тот самый опыт начала 21 века, про который я вам рассказывал. Посмотрим внимательно на разворот, после которого энтропия начинает убывать. Чтобы разворот состоялся, должно быть выполнено два условия: во-первых, запутанность должна быть сильной, во-вторых, компоненты системы и резервуара не должны коммутировать друг с другом.
– Что значит – коммутировать? – спросила Лина.
– Компоненты коммутируют, если есть разница в последовательности их применения. Например, возьмём крапиву и кофту. Ощутим разницу, если приложим к телу крапиву, а сверху наденем кофту, или наоборот – сначала наденем кофту, и уже сверху крапиву? – Слушатели активно закивали. – Вот. Значит, крапива с кофтой коммутируют. Осознали? Тогда скажите, когда они не будут коммутировать?
– Когда крапива не жгучая, старая, похожая на ощупь на кофту! – выскочила первой с ответом Лина.
– Или когда крапива жгучая, но и кофта связана из такой же жгучей крапивы! – добавил Боря.
– Молодцы! Продолжаем. С квантового переходим на макро-уровень. Пусть имеем некую систему, квази-изолированную по энергии. Возьмём некий резервуар и будем с его помощью взаимодействовать с системой так, чтобы энтропия в системе убывала – вот как у нас в пузыре. Действие резервуара при этом – это действие демона Максвелла. Демон обменивается информацией с системой – узнаёт о её состоянии и что-то с ней делает.
Чем активнее убывает энтропия, тем активнее идут процессы и в окружающей нас материи, и в нас самих – мы быстрее выздоравливаем, меняемся. Следим за рассуждением! Энтропия же убывает тем активнее, чем – что? Чем сильнее запутанность пузыря с резервуаром, при отсутствии коммутации их друг с другом.
– А можно как-то... ну, на пальцах? – попросил Тимур и пошевелил длинными пальцами.
– На пальцах, говоришь?.. Совет – сгибай чаще, а то, вон, костенеют. Хорошо, давай попробуем на пальцах. Где искать резервуар – Лина нам уже предлагала версии.
– Тёмная материя, подпространство, параллельные миры! – с готовностью выпалила Лина.
– А я сомневаюсь! – набычился командир. – Резервуар и пузырь – НЕ коммутируют, значит, должны быть одной сущности! У нас материя, и в резервуаре материя!
– Тоже правильно. С одной лишь поправкой: материя не обязана быть во всём резервуаре, достаточно – рядом с нами, в той части, которая будет коммутировать.
– Значит, – воодушевлённо продолжил командир, глаза заблестели, – через какую-то дыру – или шланг, или туннель – к нам из резервуара идут недостающие элементы – кислород, например. А назад всасываются вредные. Между прочим, это и ответ на вопрос... про воздух.
– Молодец! – выпалила Лина вперёд деда, заметив его довольный кивок.
– Да, неплохо... Едем дальше. Прежде чем обмениваться этой плохой-хорошей материей, демон должен считать информацию, проанализировать – что такое хорошо и что такое плохо. И уже после – включить краник. Для квантовой системы демоном можно считать некие манипуляции, производимые человеком, ставящим опыт. А в нашем случае?
– Тёмный разум? – распахнула глазища Лина и вонзила пальцы в шевелюру, и так лохматую.
– Глупости не говори. В резервуаре идут процессы, отдающиеся у нас пузырями. Что это за процессы? Эх, сюда бы Максвелла... Что означает запутанность пузыря с резервуаром в нашем случае?
Аудитория смотрела в пространство круглыми глазами, а лектор – загадочно квадратными. В смысле, через линзу для фотика.
Дошли! Перед ними серебрилась ровная – без волн! – поверхность, подёрнутая лёгкой дымкой. Бригада «снабженцев» в полном составе стояла у океана и завороженно на него взирала.
Командир опомнился первым и набрал воды в стакан анализатора, сконструированного по простейшей схеме. С собой принесли не только его, но и насос, торжественно вручённый им «строителями» как первый экземпляр «вечного двигателя второго рода», который будет гнать воду к кораблю.
– Ну? Как? – нетерпеливо подпрыгивала Лина, заглядывая им за плечи, пока мужчины, столпившиеся вокруг анализатора, чего-то куда-то подкручивали. Вместо отвёртки Тимур использовал фалангу пальца, похожую на стилет.
– Аш-два-о чистой пробы, – расплылся в улыбке командир.
– Пить можно?
– Нужно!
Споро установили насос прямо в океане. Запустили. И вода потекла по водопроводу! Троекратное «ура» огласило окрестности.
– Радист, когда радио сделаешь? – хлопнул Борю по плечу Тимур. – Сейчас бы связались с нашими, обрадовали...
– Батарейку сначала... – Не закончив фразы, он застыл, вылупившись на что-то. – Смотрите! – воскликнул, указывая рукой-молотом в море.
На горизонте бурлили фонтаны. Похожие на те, которые пускают киты. Только значительно выше, мощнее.
А потом – р-раз! – и закончилось представление. По-прежнему тишь да гладь.
– Мамочки! – просипела Лина, горло перехватило.
– Ш-што это б-было? – рука-молот подрагивала, Боря никак не мог выйти из ступора.
– Ничего особенного, явление природы, – остался невозмутимым Тимур.
– Вы понимаете! Мы не одни тут... живые... – прошелестела Лина побледневшими губами.
– Не факт! – возразил отец. – Может, это тот самый шланг, через который идёт обмен материей.
– Сам ты шланг! – прошептала отцу на ухо, чтобы другие не слышали – ронять авторитет командира непозволительно.
– Мы движемся не назад во времени, а к оптимальному своему состоянию... которое всё оптимальнее, и оптимальнее... – завершал очередную лекцию Кузьма Петрович. – Память в порядке? В порядке. Мозги работают? Работают. Но... Но я бы предостерёг радоваться раньше времени.
– Почему? – вздёрнула брови Лина.
– А потому. Где люди? Мы ж тут не первые. Корабли, которые пропадали – здесь оседали.
– С чего вы взяли? – усомнился Тимур.
– Воздух. Вода. Годные человеку. Годными они стали до нас – значит, человек тут был тоже до нас. Пузырь подстраивается под человека.
– Умеешь ты... жуть навести, – передёрнула плечами Лина. – Мы превратимся в чудовищ?
– Эт-та... в океанских монстров! – подначил Олег. Боря с Линой уши ему прожужжали про какие-то фонтаны в океане.
Кузьма Петрович отвёл глаза, командир отвернулся. Лина смотрела на веселящегося румяного Олега, обмотавшего себя руками, и вдруг... показалось? Или на самом деле в его лице промелькнуло некое выражение... похожее на змеиное? Она вздрогнула.
– Мы превратимся в тех, в кого захотим? – протянула тоненько, едва удержавшись от крика.
– Хорошо если так. А вдруг в мозаику? – брякнул Марат.
В люке показался Борис. Его отстранили от лекции, пока не закончит монтаж схемы.
– Кузьма Петрович, эта скотина опять отросла! Опять не работает!
Мужчины вскочили и умчали с Борисом – создание радио интересовало всех без исключения представителей сильного пола. Ну, а слабый пол... Лина вытянула из заначки тюбик и стала нервно его досасывать.
Строительство подходило к концу.
Двигатель получался внушительным по размерам из-за емкостей с водой, и решено было часть его поместить в трюмный отсек номер два. А мешки с гречкой перебросить в соседний.
В трюме давно не были, и Лина решила прибраться. Вошла и – пулей выметнулась обратно.
– У-уу! – взвыла протяжно, утробно.
Сбежался весь экипаж.
– П-па... п-па-асмотрите! – дрожащей рукой указала на трюм.
– Что может случиться с гречкой? Обжаренной, подчеркну! Неужели проросла? – рассудительно удивился Кузьма Петрович. Хотел войти – но его отодвинул радист: профессора надо беречь. Забрал у Лины фонарь и... через пять секунд тоже выскочил. И старательно прикрыл за собою дверь.
Команда ожидающе глядела на них – ну же, мол, что там?
– З-змеи! – булькнул Боря.
– Видимо, жареные семена омолодились, проросли, в них завелись червячки... Думаю, это не змеи, а большие черви! – предположил Кузьма Петрович.
– В любом случае, отсек нам нужен. Будем открывать. И – выгонять нечисть наружу! – в голосе командира звенела сталь.
– Эт-та мы завсегда... – направился ко входу Олег, за ним Марат.
– Погоди! – умоляюще пискнула Лина. – Сейчас в рубке запрусь, тогда.
После долго решали, что с гречкой делать. На планете оставить? С одной стороны, хорошо – будет пища для будущих попаданцев, а то здесь и покушать нечего. С другой – вместо того, чтобы усложниться в изваяния, черви будут питаться, а, значит, полноценно жить, развиваться – и непонятно, чем оно закончится. Черви, вроде бы, не агрессивные по натуре? – Взгляды обратились к Лине, недавно сдававшей биологию. Но та не знала. Ладно, – решили, – разбросают гречку по большой площади. Не одним же микробам с червями заполнять планету, пусть и растительность появится.
В отсек номер два входили с опаской... мало ли. И оказались правы... только наоборот.
Позвали Лину – она предусмотрительно заперлась в рубке.
Прежде сваленные в кучу, осколки абстрактно ветвились, заполоняя отсек целиком. Нечеловечески совершенные. Изумительной красоты. Завораживающе блестели, взгляда не отвести.
– Ма-амочки! – аж присела Лина.
– А ведь это – шедевры... не хуже, чем у того хлыща, – восторженно прохрипел Боря, имея в виду «продать можно дорого». – И художником запишем демона... ик!
– Демон Энтропиевич Максвелл! – торжественно провозгласил Кузьма Петрович.
Все дружно захлопали.
А потом обнаружили маленькую букашку – с ноготок. И ещё одну. Скоро их кишмя кишело. Пришлось всей командой аврально чистить от них корабль. Откуда взялись? – не могли понять.
Лина вгляделась... а ведь что-то знакомое. Напрягла память – и вспомнила. Один в один эта штука походила на микроб с картинки из учебника. Перемещалась при помощи жгутиков, извиваясь, меняя форму. А ещё она походила на... мозаику.
Трубным гласом Лина известила команду о своём открытии.
– То есть это вот всё, – прокрутил в воздухе дланью Олег, – обычные микробы от разбившихся экспедиций?
– Теперь понятно, почему нас проткнуло, – протянул задумчиво Кузьма Петрович. – А то не сходилось – пики должны были скользнуть по кораблю, а не...
– И почему? – затормошила Лина зависшего деда.
– Микроб рефлекторно ощетинился, защищаясь – такая масса на него прёт. И насадил грузовик на жгутики. Думаю, он тут от первых попаданцев, раз такой большой. За века усложнился настолько, что энергия, в нём сосредоточенная, стала способной на большую работу. Олег, помнишь ты на лекции про взрыв говорил? – считай, это он и был. Выплеснулся в нас микроб.
– Дед, я не поняла, ты хочешь сказать – вот эта вся вокруг мозаика – живая?
– Не бойся, нас она не считает агрессивными.
– Пока. Пока не считает, – процедил командир.
– Мамочки, если эти – эти! – стали такими... то что стало с людьми?
– Кто не смог противостоять и застыл – превратился в нечто изысканное, – «утешил» Лину дед.
– А кто смог? Люди ж всегда... противостоят.
Вопрос остался без ответа. Но все почему-то повернули головы в сторону океана.
– Надо поднапрячься, ребята! – подхлестнул народ командир. – Ускоряемся. Все слышали?
За сутки до старта запустили вспомогательный двигатель, который останется на планете – он поможет подтолкнуть корабль и после этого отключится. А пока он качал воду из океана. Одну из ёмкостей уже наполнили и нагревали... заодно мусор сожгут.
Вокруг корабля медленно вздувались опоры, отрывая массивную тушу грузовика от поверхности – нужно было выскоблить дно, убрать цепляющие элементы.
И вот он настал, решающий час.
Экипаж взошёл на корабль, задраил внешние люки.
Лину крепили к креслу сразу трое.
– Линуля, – ласково глянул Борис, и голосом, словно мёд сладким, проурчал: – Что ты будешь делать вечером, когда в Кроско прибудем?
– А тебе зачем? – отодвинул друга Олег. – Есть более... продвинутые предложения.
– А ну, отстаньте от девушки! – надвинулся на них обоих Марат.
Лина расхохоталась – громко, переливчато. Колокольчик. И одуванчик, два в одном.
– Я вас всех люблю, вы первые мои пациенты!
В кубрик заглянул дед. Дед? Мужчина в расцвете лет.
– Над чем веселимся, коллеги?
– Дед, а как мне тебя называть теперь? – перекинулась она на другую тему, подерутся ещё. – Дедом вроде бы... ну... странно. Ты ж такой стал...
– Так и зови – «дедом», мне нравится, – улыбнулся он всеми тридцатью двумя зубами. – Марат, Олег, готовы? Идём на точку.
Обнял внучку, потёрся щека о щеку. И трое ушли к двигателю. Борис – в рубку: пилоты желали видеть радиста рядом.
Она осталась одна. Ей так приказали: лежать закованной в кубрике, никаких подушек не будет.
Заворчал двигатель. Лина закрыла глаза. Всё хорошо, хорошо! Но почему поджилки трясутся, стучит сердце?
– Демон, миленький, отпусти нас! – пробормотала она. – Я к маме хочу. И сестра у меня... и братик... Соскучилась – не могу... Отпусти, слышишь? Хочу их увидеть всех. Очень. Отпусти, будь другом! Обещаю тебе – вернусь. Пациентов привезу новых. А хочешь, я тебе песню спою?
И она затянула «проща-ай люби-имый город» – негромко, почти не фальшивя, то и дело вставляя «пум-пум».