Марс-IXOC13

Когда Земля начала окончательно умирать, они решились на ядерные взрывы. Взрывы, раз и навсегда изменившие поверхность красной планеты, четвёртой от Солнца.

Подготовка к терраформированию шла десятилетиями. Но планы ученых так и не совпали с реальными датами. Погрешность в расчетах составила целых тридцать три года. Но ждать было уже некогда...

— Начали обратный отсчёт! Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три...

Я стал одним из тринадцати членов новой расы, которых собирались отправить на Марс почти сразу после сброса метана.

— Триста двадцать пять, триста двадцать семь километров. Прошли орбиту.

Мы все-новые люди. Созданные из ДНК лучших прародителей человечества, выращенные в стерильных лабораторных условиях, в строжайшей секретности.

— IXOC13, докладывайте!

Наши имена-лишь рандомный набор заглавных букв инициалов наших матерей и отцов, которых мы никогда не видели. С рождения нас готовили к тому, чтобы стать пушечным мясом на экваторе безжизненной пустыни.

— Полёт в штатном режиме.

Вместо погремушки-первые головоломки, бесчисленные тесты на уровень интеллекта и иммунные эксперименты.

— Время в пути составит чуть больше двухсот дней.

Семь мужчин и пять женщин. Пять, всё верно. В точных науках я был асом. А вот в вопросах психического состояния колонистов разбирался чуть хуже. Перед самым стартом у одного из астронавтов случился странный сбой. Который кто-то назвал в шутку космической шизофренией. Женщину, под кодовым номером 4, связали по рукам и ногам, на наших глаз. В уголках её рта белели комки странной пены, глазные яблоки быстро вращались. Она выкрикивала слова на неизвестном никому языке и запрокидывала голову. Глава департамента заверил, что эпилепсия-тот редкий случай, который нельзя до конца предугадать. И что экипаж не должен отвлекаться от главных задач миссии.

— Эпилепсия?

— Так точно.

— Её ЭЭГ было в норме перед вылетом.

— Это еще ни о чем не говорит, IXOC13. Поверьте врачу.

— Вы правы, у нас нет оснований не доверять департаменту и его сотрудникам.

Нас было около сотни. Сотни совершенных людей, без страха и боли. Первое-благодаря постоянным тренировкам, второе-искусственное внедрение мутации в FAAH ген каждого участника эксперимента. Это должно было спасти нас от адской мигрени в первые годы проживания в условиях повышенной радиации и разреженной атмосферы.

— Температура на экваторе Марса равна +34 градуса по Цельсию. Посадка не обещает быть мягкой.

— Пристегните ремни.

— Есть, капитан.

Только тринадцать из ста дошли до конца пути. Тринадцать из ста испытали на себе огонь, воду и медные трубы. Но лишь двенадцать стали пассажирами межпланетного корабля.

— Все живы? Проверяем показатели.

— Есть!

Семь мужчин и пять женщин. Двести семь дней в пути. Двести семь дней физических нагрузок в условиях невесомости. Двести семь дней тренажеров и искусственной гравитации на беговых дорожках, во избежании отека головного мозга. Двести семь дней еды из тюбиков и тошноты по утрам.

— Как же хочется вдохнуть полной грудью!

— Ещё не время, AMOF11.

Мы посадили ракету точно на указанном участке, где размещались модули для поддержания жизни землян.

— И когда они успели все это собрать?

— Пока мы спали. Марсоходы-строители выполнили свою работу на все сто.

Парниковый эффект набирал обороты. Температура на полюсах быстро росла. Ночью мы заворожено наблюдали за скоплением облаков над красными кратерами.

— Отбой в 21:30 по марсианскому времени.

— Ровно на 39 минут больше, чем земные сутки.

— Так точно. Будет время на полноценный сон.

Наш новый дом был создан по последнему слову техники. Просторный спортзал, учебные классы, столовая, медицинский модуль с оборудованием, рассчитанным даже на операции особой сложности. Собственная метеостанция и обсерватория. И, конечно, тринадцать спален для астронавтов. Одна из которых теперь пустовала.

— IXOC13.

— Что, что случилось?

— Ты кричал во сне.

— Я?

— Да, пройди во врачебный отсек.

— Зачем?

— Надо убедиться, что нет никаких сбоев.

— Так точно.

Наш организм был стрессоустойчив, благодаря все той же мутации. Мы оценивали любую ситуацию быстро и спокойно. Как тибетские монахи, о которых ходило много легенд.

— Дело не в кислородном голодании. И не в радиации.

— А в чем тогда?

— Пока не понимаю. Потребуется день на тщательное изучение всех анализов. Можете быть свободны.

— Есть.

Я не слышал свой крик. Ни тогда, ни после. Но инфракрасные камеры, установленные в каждой спальне, фиксировали все мои ночные кошмары.

— Вы видите сны?

— Никак нет.

— Подумайте хорошо. Возможно, вы просто забываете их сразу после пробуждения?

Я ничего не помнил. Не помнил и не понимал. Все члены команды быстро адаптировались к новым условиям существования. Только не я. Со мной начинали происходить какие-то странности.

— Новые эмоции? Что это значит, IXOC13?

— Чувство тоски.

— Тоски?

Глядя на голубую точку далеко на горизонте, мой пульс учащался. Это показывали все приборы. Врач не выявил у меня никаких явных отклонений.

— Головокружения, зрительные, слуховые галлюцинации?

— Никак нет.

— Что ж. В любом случае, департамент знает о состоянии здоровья каждого члена экипажа.

— Да, я в курсе.

IYFAD2 не доверял мне. Он был уверен, что я лгу, скрываю истинные факты своего психического состояния, ради повышения по службе. Но он заблуждался. Как и все вокруг.

— Теперь мы все будем сдавать кровь дважды в день. Знаешь?

— Это перестраховка. Обязательная перестраховка.

— Ты все еще кричишь во сне. Док сказал.

В мою кровать вмонтировали чип-усилитель звука, что-то вроде микроскопической колонки, улавливающей низкочастотные шумы.

— Мы соберём видео и аудио материалы за всю неделю, чтобы понять причины.

— Меня депортируют?

— Этот вопрос не в моей компетенции.

Однажды, я проснулся от яркой вспышки сверхновой. Но в модуле было темно.

— Я говорил с Землёй.

— У них есть какие-то догадки?

— Возможно.

— И что со мной?

— Придётся подождать.

Через три месяца пребывания на Марсе, правительство отправило к нам еще один экипаж. Экипаж ученых и врачей, которые занимались вопросами искусственного оплодотворения. Врачей, которые создали всех нас в лабораторных пробирках, и дали нам имена. Сами они были обычными детьми обычных земных людей. Постаревшими детьми, страдавшими от артрита и подагры. Но приказ оставался приказом.

— Электроносилки.

— Есть!

— Всех в медицинский модуль.

Семь месяцев полета не прошли для них бесследно.

— Он в искусственной коме.

— Надолго?

— Мы решаем этот вопрос.

— А как остальные?

— Стабильно, командир.

Пока учёные восстанавливались, лежа под капельницами с разноцветными жидкостями, я продолжал тайно видеть сны.

— Отчёт готов. Присядьте.

— Я постою.

Доктор провёл анализ всех моих показателей и записей с видео и аудио датчиков. Я подозревал, что симптомы оказались схожими.

— MAGRY4.

— У неё был тот же недуг, верно?

— Нет.

По ночам я звал астронавта, который так и не сел с нами в один корабль.

— Это нервное потрясение.

— От чего?

— То, что произошло перед запуском, повлияло на ваши нейроны.

IYFAD2 назначил мне курс препаратов, для стабилизации состояния. Но они не помогали. Я начал испытывать что-то похожее на страх.

— Сегодня первый выход на поверхность без скафандров. Пятнадцать секунд.

— Есть.

Чем дольше мы оставались на поверхности красной планеты, тем больше мне хотелось вернуться обратно, на Землю. Мне и никому больше.

— Интересно, наши матери и отцы знают о нашем существовании?

— Как проходит лечение?

— Все отлично.

IABEN3 видел, что со мной по-прежнему что-то не так. Но почему-то не сдал меня врачу. Я научился лжи во спасение.

— Как вы, сэр?

— Лучше, спасибо, IXOC13. Марсоходы построили отличные модули. Отличные. Даже надежнее, чем мы полагали.

— Так точно, сэр.

— Мне нравится, что отсеки с уборными оставили звуконепроницаемыми.

— Простите, сэр?

Я плакал. Первый раз в жизни я плакал.

— Это ваша мать, а вот-отец.

— Они знают?

— Нет. Почти нет. Тише, пожалуйста.

Любое неосторожно сказаное слово могло стоить жизни мне и мистеру N. Он был одним из наших создателей. Человек, сумевший полностью повторить зарождение жизни в искусственной утробе. Бывший священнослужитель, оставивший сан ради науки.

— Никому не доверяйте.

— Есть сэр.

— Все циклично. Я знал, все циклично.

— О чем вы, сэр?

— Не сейчас.

Каждый день, ровно в 12:23 по местному планетарному времени, сразу после обеда, мистер N ждал меня в уборной, чтобы рассказать то, что не должны были знать другие.

— Почему я?

— На то не моя воля, IXOC13. Все течёт так, как должно. Мы не можем изменить хода времени и движения планет по орбитам. Все циклично.

— Мне снится взрыв. Каждый день один и тот же сон. Синий взрыв.

Мистер N ни разу не отвечал на мой главный вопрос. Атмосфера на Марсе менялась. В тепличных модулях зарождалась новая жизнь.

— Когда планируется переселение?

— Его не будет.

— Сэр?

— У нас не так много кораблей.

Миссия с самого начала была полным враньем.

— Для чего нас создали?

— Для спасения человечества.

— Что это значит?

— Земля скоро умрет. Ей осталось немного.

N говорил о голубом шаре как о существе, у которого не осталось никаких шансов на выживание. Таяние льдов достигло критической точки. Бежать было некуда. На мысе Канаверал, Байконуре, Куру, на краю Бадын-Джаран в Цзюцюани и в Плесецке с минуты на минуты, почти одновременно, готовились к запуску пять космических кораблей. Пять, по тринадцать пассажиров в каждом. Шестьдесят пять землян, решивших, что только они достойны покинуть колыбель, подарившую им жизнь.

— На Земле много детей. Сотни, тысячи, миллионы!

— Я знаю, IXOC13, я все это знаю. Мы сделали, что могли. Все циклично.

— А как же моя мать и мой отец. Они ведь еще живы, все верно, они живы?

— Это неважно.

Я не мог спать. Меня мучила бессонница. Но глаза приходилось держать закрытыми, чтобы никто не о чем не догадался.

— Как вы спите?

— Хорошо, док.

— А ваши сны?

— Их нет.

IYFAD2 пытался подловить меня, но я всегда оказывался на шаг впереди.

— Можно ли вернуть ракету обратно на Землю?

— Теоретически да, но зачем?

— Нас ведь создали для спасения.

Я не знал родительской ласки, мне не пекли торты на дни рождения и не звали друзей. Но у них все это было. И они были на волоске от того, чтобы все это потерять.

— Сколько до потопа?

— Точной даты нет.

— Примерно, сэр.

— Год, два.

— Суша?

По подсчетам мистера N, после масштабного потопа, на Земле должен был остаться ничтожный клочок тверди, годный для проживания на нем чуть больше сотни человек.

— У вас есть точные координаты?

— IXOC13, вам о чем-нибудь говорит ваше собственное имя?

— Никак нет, сэр. Мое имя-это случайность.

— Не совсем так. Скорее цикличность.

N без конца бредил своей цикличностью. Я же думал, как мне вернуться на Землю. Как увести корабль из под носа 11 членов команды, группы ученых и главы федерации, который уже бороздил просторы солнечной системы.

— Они не дадут вам улизнуть. Вы слишком много знаете, мой друг.

— Но у меня есть преимущества.

Я научился контролировать свои сновидения, чтобы сбить с толку врача.

— Идёте на поправку, рад за вас.

— Спасибо.

— Хорошей службы.

Изо дня в день я вынашивал план побега, который мог спасти чуть больше жизней. Я вёл себя очень осторожно, чтобы не давать поводов для подозрений.

— Доброе утро N. Есть разговор. Пройдите в мой отсек.

N подробно рассказал мне, как взломать систему, чтобы проникновение никто не обнаружил. У него был код доступа, который он сообщил мне на свой страх и риск.

— Меня беспокоит IXOC13.

— В каком смысле, доктор?

— Он странно себя ведет.

— Странно?

— Именно. Похоже на сбой, такой же, как был у MAGRY4 за месяц до запуска.

Сны становились все ярче. Иногда мне казалось, что это - реальность. Реальность из какого-то параллельного мира.

— Она словно зовёт меня.

— Вы знаете о теории мультивселенной?

— Да, сэр.

— А что, если...

N рассказал мне о том, что у него есть теория, которая сможет подтвердить цикличность всех событий.

— Что-то вроде планетарной орбиты. Круг заканчивается и всё повторяется вновь. Даже ваше имя.

— К сожалению, я не совсем понимаю, сэр.

— Вы поймёте.

Я окончательно перестал принимать лекарства. MAGRY4 стала является мне еще чаще.

— Профессор, что с ней стало?

— Не знаю, IXOC13. Предполагаю, что она не выжила.

Наш организм постепенно привыкал к большему содержанию углекислого газа в атмосфере. Находиться без скафандра вне модулей стало возможным уже больше тридцати секунд. Но только не для обычных людей.

— Результаты колоссальные, профессор.

— Это прекрасно, IYFAD2.

— Но это еще не самое интересное...

Шум томографа напоминал мне звук, который я слышал во время полета. Он был похож на классическую музыку, которую нам часто ставили в проигрывателях на Земле.

— N, взглянете на МРТ своих подопечных?

— Можете быть свободны. Я сам займусь расшифровкой.

— Профессор?

— Приказ сверху, доктор.

— Так точно. Я буду в учебной части, если понадоблюсь.

Правительственная ракета пристыковалась первой из пяти. К её прилету наш новый дом расширился еще на несколько отсеков со спальнями.

— Это будет билет в один конец, друг мой.

— Да, сэр.

— Я не знаю, как ты планируешь посадить эту махину в гористой местности.

— Пилотируемая капсула ведь так и не утратила своей функции?

— Ты умён, IXOC13. Но ты больше не вернёшься.

При любом раскладе, я должен был остаться на голубой планете. Навечно. Но это и было моей главной миссией во вселенной. Я начинал понимать, что значила цикличность N.

— Вы все - наше спасение. Спасение расы. Новые, усовершенствованные люди. Ваш биоматериал станет основой для человечества будущего.

Мы были просто биоматериалом. Пилюлей от всех невзгод. Сапиенсами без чувств и эмоций. Такими хотело видеть правительство мужчин и женщин красной пустыни.

— Нам больше нельзя пересекаться, IXOC13. Просто ждите сигнала. Осталось три корабля. Иначе, не хватит топлива.

— Есть, сэр.

Я едва справлялся с нервными импульсами.

— Приятного аппетита, профессор.

— Спасибо, NAOI7, IXOC13. Сегодня большое событие, четвёртая ракета уже на подлёте к Марсу.

Самый глубокий сон человеческой особи приходится примерно на 2:00-4:00 утра, когда температура тела значительно понижается и все процессы организма находятся в полном покое. После, уровень кортизола начинает расти, подготавливая нас к постепенному пробуждению. У меня было ровно два часа.

— Вы можете улететь со мной, сэр.

— Не могу, IXOC13. Второй перелёт станет смертельным. Я слишком стар.

— Мне жаль, профессор.

— Торопитесь. Сделайте для человечества все, что сможете. Не дайте ему кануть в Лету. Не дайте ступить в бездну. Научите их тому, что уже знаете. Станьте для них светом, мой друг. Мой дорогой друг. Он всегда с вами!

— Кто, профессор?

— Прощайте. Прощайте, IXOC13.

Я ничего не помню. Не помню, как включал приборную панель, какие перепады испытывал. Ничего. Больше полугода я летел в полном неведении. Связь с Землёй была утрачена. Никто не выходил на позывной. Тогда я понял, что это - конец.

— Говорит Марс-IXOC13, ответьте.

Такой тишины я больше не слышал никогда. Не было ни помех, ни слабых сигналов радиоволн. Все спутниковые антенны умерли вместе с теми, кто населял голубую планету.

На двести четвёртые сутки я увидел, что суши больше нет. Я опоздал.

Приземление по координатам, которые дал мне N, было сродни десантированию с огромной высоты без парашюта. Пилотируемую капсулу трепало, как песчинку в самом сердце торнадо. Я думал, что умру еще до того, как выберусь на последний кусок суши в мире, состоявшем теперь целиком из мирового океана.

Дверь капсулы заклинило. Благо, обшивка сразу остудилась о бьющие за бортом соленые волны. Иначе, меня бы пожарило, как курицу-гриль. Пришлось пожертвовать рукой, чтобы выбить злосчастный кусок металла.

Перелом не болел. Болело что-то другое, что-то внутри. То, что люди называли душой. Их всех смыло. Было это быстро или нет, я не хотел этого знать.

Остров выглядел достаточно большим. Больше, чем я его себе представлял. Он казался абсолютно пустым и безжизненным. Не было никаких следов развитой цивилизации, которая научила роботов проводить самые сложные операции на сердце и запускать ракеты на другие планеты.

И в тот момент, когда я смирился с катастрофой и собственным отчаянием отыскать хоть одного человека, высокие заросли, на подступи к скалам, начали шататься, как от сильного ветра. Но стоял полный штиль. Хищник. Он наверняка давно не ел ничего больше краба, птицы или змеи.

Я медленно вернулся к капсуле, прихватил оторванную дверь и закрылся ей, как римский легионер щитом. Я готовился к нападению.

— Спаситель! Это спаситель!

Кусты оказались людьми.

— Спаситель вернулся! Он вернулся за нами!

Они выглядели безумными. Человек пять или семь, в лохмотьях из коры, тряпья и каких-то звериных шкур. Точно картинки дарвинизма ожили и сошли со страниц учебников.

— Мария знала! Она звала его! И он вернулся!

— Как рыба выплыл он из воды!

Я не убирал свой щит.

— Мы ждали тебя!

Они подходили все ближе. За семь с половиной месяцев я сильно оброс. Мокрые волосы лезли в глаза, борода кололась. Машинка для стрижки вышла из строя сразу, как только я решил ей воспользоваться. Что-то с вакуумной тягой.

— Ты такой, как тебя описывали!

Они не представляли угрозы. Они были обессилены, голодны и несчастны.

— Моё имя IXOC. Я вернулся, чтобы помочь вам.

— У него сломана рука!

— Он не чувствует боли! Мария не врала, он не чувствует боли!

Они быстро всему учились. Просто они все это уже когда-то знали. Знали, но забыли. Страх отобрал их знание об устройстве вселенной. Но они быстро всему учились. Цикличность начинала новый виток. И я стоял у его истоков...