Прогрессивный подход к саморазвитию

 

 

Я представлял себе это тысячу раз, но всë случилось совсем не так. Не было яркого и холодного медицинского света, резавшего глаза.

– Здравствуйте, Савва Михайлович.

Не было трубок, вставленных в меня для поддержания жизнедеятельности в капсуле.

– Здравствуйте, – кивнул я ответ.

А вот руки и ноги были крепко зафиксированы, и, кроме как кивать, я больше ничего не мог. Словно проснулся от кошмара посреди ночи, когда тело сковано сонным параличом.

– По условиям контракта между Биржей мощностей и клиникой «Астра Медика» Вы переданы в лизинг клинике для реализации программы тринадцать. Вам понятно, что я говорю?

Не было врачей в белых и синих халатах, наблюдавших за процедурой. Вместо них над койкой склонилась голограмма мужчины в сером костюме с чëрным галстуком.

– Нет, не совсем, если честно.

Я попытался улыбнуться, должно быть, выглядело жалко. Но меня можно было понять, мне вдруг стало жутко. Это не те люди, что погружали меня в сон для исполнения приговора. Это не то место. Значит, я ещë не проснулся, значит, я вижу сон. Мне обещали, что снов не будет, потому что спать мне предстояло четыре года, и, случись за эти четыре года кошмар, я не смогу спастись от него в реальности, проснувшись.

– Какая часть моего сообщения для Вас непонятна? – голограмма человека в сером деловом костюме задала вопрос.

Меня прошиб холодный пот. Вот сейчас начнëтся жуть, что сведëт меня с ума за оставшееся до настоящего пробуждения время.

– Если честно, вся. В смысле, всë.

– И так каждый раз, все говорят одно и то же, – проворчала голограмма куда-то в сторону.

– Я просто думал, меня разбудили, потому что, ну, всë. Мой срок закончился, – попытался объясниться я.

– Корпорация «Астра Медика» арендовала Ваши мощности на срок до конца Вашего заключения через обычную процедуру. Нигде не сказано, что во время исполнения контракта Вас нельзя будить.

– Понятно.

На самом деле, я ничего не понял. Но спорить побоялся. Если это кошмар, следовало вести себя потише.

– Ваши показатели здоровья колеблются в допустимых пределах, – продолжила вещать диаграмма. – Сейчас я открою замки, Вы сможете встать и пройти в следующую комнату. Вы готовы?

Я опять кивнул, после чего замки под койкой щëлкнули. Теперь можно было шевелить руками и ногами. Сознание обрабатывало слова голограммы медленно. Оно выделяло из них смысл по крупицам, словно древний резчик по камню, высекавший скульптуру из куска мрамора множеством мелких ударов.

Я сел на койке, свесив ноги вниз, затем спрыгнул на пол. Ноги держали крепко. Руки сгибались в локтях и в целом сносно слушались, пальцы только чуть одревенели. Жуть отступала, кошмар развеивался.

Он сказал, меня разбудили. Интересно, сколько времени я провëл в капсуле на бирже? Год, два, три? Надо спросить число, чтобы понять, какой срок мне остался. Перед пробуждением меня одели в белый халат, под которым ничего не было.

Голограмма всë это время стояла рядом с койкой, молча наблюдала за мной. Я поднял на неë глаза, поинтересовался:

– Какое сегодня число?

– Эта информация будет доведена до Вас позднее. Пожалуйста, пройдëмте в следующую комнату, – договорив, голограмма указала на открывшуюся в стене дверь.

Я подчинился. В центре другой комнаты стоял стул, повëрнутый к прозрачной стене. За ней сидели трое в белых халатах и масках. Лиц было не разобрать, только глаза.

– Присаживайтесь, – сказал сидевший справа мужским голосом.

Что это за люди? Что им нужно?

Я прошëл в центр комнаты, сел на стул.

– Назовите Ваше имя, фамилию, – попросила сидевшая в центре женским голосом.

– Харитоновов Савва Михайлович.

– Отчество я не просила.

– Извините, привычка.

– Извинений тоже.

От еë тона мне стало нехорошо. Не буду ей перечить.

– Назовите статью, по которой осуждены.

– Кража машинного времени.

Я даже сам удивился, насколько спокойно это прозвучало. Как будто мне не вырвали четыре года из жизни и не уничтожили мой социальный рейтинг за преступление, которого я не совершал, а дали пирожок в столовой. Что поделать, я заставил себя смириться, когда понял тщетность борьбы. Вероятно, пока спал, моë тело пропиталось этим решением до последней клеточки и теперь исполняло его лучше сознания, где оно, решение, родилось.

– Назовите приговор, – попросил мужчина справа.

– Четыре года на Бирже Мощностей.

– Где Вы работали? – задал вопрос он же.

– Гидропонная ферма "Росток".

– Кто Ваш родитель?

– Корпорация "Росток".

Я всю жизнь с "Ростоком". Родильный контракт "Ростока", ясли "Ростока", детский сад "Ростока", училище "Ростока". Только первые три года я провëл с женщиной, которая выносила и родила меня по контракту с фермой. Я почти ничего не помню из того времени, так что эти годы можно не брать во внимание.

Сидевший справа сказал:

– Савва Михайлович, довожу до Вашего сведения, что сегодня, – он назвал дату, – Вы были разбужены для участия в экспериментальной программе тринадцать. Эксперимент продлится семь суток или сто шестьдесят восемь часов, после чего Вы будете повторно усыплены до конца срока заключения. Вам понятно, что я говорю?

Судя по дате, до свободы мне осталось чуть меньше года. Уже хорошо. Кажется, это не было сном, я понемногу успокаивался.

– Ваше содержание, – продолжал мужчина, – оплачивается корпорацией «Астра Медика». Ваши вычислительные мощности арендованы у биржи корпорацией по стандартному лизинговому соглашению. Скажите, пожалуйста, есть ли у Вас вопросы?

Это хорошо, что оплачивает корпорация. Корпорация оплатила моë рождение, взросление, образование. Конечно, она могла бы дать более выскооплачиваемую работу, чтобы я мог жить в цивильных секторах станции, но, видимо, нужда у неë была именно в специалистах моего уровня. Так что к корпорациям я привык.

– Да. Где мои вещи и моя одежда?

Мне было неуютно сидеть перед незнакомыми людьми в халате без исподнего, мысль, что мне предстояло провести в таком виде неделю, заставила меня покраснеть.

– На хранении у Биржи.

– Почему?

– Стандартный договор лизинга не предусматривает транспортировки иных материальных ценностей, кроме капсулы с вычислителем. Типовые условия утверждены советом околоземного кольца по ценным бумагам и не подлежат изменению.

– То есть…

Чувство стыда мешало соображать, тормозило мысли.

Говоривший мужчина подался вперëд.

– Есть договор, утверждëн руководством Биржи. Там чëтко прописано: возить можно только капсулы с людьми, их вещи трогать нельзя. Отступить от этих условий мы не имеем права.

– Да, так понятнее, – кивнул я, – спасибо.

– Ещë вопросы?

– Что за эксперимент?

– Об этом Вам сообщат позже. Ещë?

– Не имею.

– Что ж, в Вашу палату Вас проводит андроид.

Едва мужчина договорил, дверь справа от меня открылась. За ней ждал андроид, высокий и темнокожий. Что-то, я бы сказал, отвращение, если бы андроиды могли его испытывать, исказило его лицо, но он быстро справился с собой, улыбнулся белозубой улыбкой и пригласил меня:

– Здравствуйте. Позвольте мне проводить Вас в палату.

Я поднялся со стула и последовал за ним. Через коридор мой провожатый провëл меня к лифту, в нëм мы спустились на этаж. Одна из стен в лифте была зеркальной, я бросил на неë взгляд и тут же отвернулся. Слишком невыгодно я выглядел рядом с андроидом. Он не был идеалом красоты, конечно, его внешность формировала нейросеть на основании внешности реальных людей. Причина была, однако, не в этом, равно как и не в его тëмной, эбеновой коже, высоком росте или спортивной фигуре. Причина была в том, как свободно и уверенно держал себя он, как прямо стоял и легко говорил со мной, будто не прислуживал, но и не покровительствовал, а помогал, словно равный равному.

Я же стоял ссутулясь, не зная, куда деть руки в этом дурацком халате, переживая, как бы пола не задралась, и страшась заговорить с андроидом, потому что не знал, как к нему обращаться. Виной тому было не внезапное пробуждение сейчас, и не несправедливое наказание три года назад. Какая-то неуверенность шла вместе со мной по жизни от самого рождения. Не знаю, откуда она взялась, может, была в генах, или выросла побочными эффектом от каких-то свойств, воспитанных во мне корпорацией. Или еë просто занесло в мою жизнь случайным ветром, как семена чертополоха в уютный сад, и она укоренилась в характере со всей крепостью сорняка. Я склонялся больше к последнему варианту, я не верил, что корпорация могла допустить такое. Так или иначе, неуверенность постоянно доставляла мне проблемы и не раз лишала меня ярких плотских утех и фантастических виртуальных приключений.

Андроид проводил меня в помещение, большая часть которого была отгорожена от входа прозрачной стеной с дверью в центре. За этой стеной располагалась узкая койка, стояли стол со стулом, в дальнем от койки углу белели унитаз, раковина и квадратный душевой поддон. На краю койки лежала стопка одежды. Никаких ширм или занавесок я не наблюдал. Когда андроид приблизился к двери, в ней щëлкнул замок.

– Прошу, заходите, – сказал он мне, открыв дверь.

Я послушно шагнул в свои новые аппартаменты. Андроид закрыл за мной дверь и удалился. Спустя секунду у стола возникла голограмма молодой девушки в синем деловом костюме. Она носила короткую причëску по последней моде.

– Здравствуйте, Савва, меня зовут Женя. Я – Ваш виртуальный помощник. Моë предназначение – сделать Ваше пребывание здесь как можно более комфортным. Я могу ответить на Ваши вопросы?

Я пожал плечами:

– Я даже не знаю, что спрашивать.

– Например, Вы можете спросить про режим дня.

– Что за программа тринадцать?

– Информация об эксперименте доводится до Вас уполномоченным лицом.

– Ладно, тогда расскажите про режим дня.

Она рассказала. Ничего необычного: подъëм утром, завтрак, эксперимент, перерыв на обед, эксперимент, отдых, ужин. Еду мне будет приносить всë тот же темнокожий андроид, а я даже не знал, как его звали. Я решил спросить при случае.

– А что с удобствами? – спросил я.

– Комната управляется нейроинтерфейсом, Ваш сетевой имплант зарегистрирован в системе.

Для проверки я вызвал перед собой голографическую таблицу меню и через него включил и выключил душ. Брызги воды пробарабанили по поддону и смолкли.

– Работает, – хмыкнул я.

– Конечно, – улыбнулась Женя.

– А как здесь с сетью?

– Доступ в глобальную сеть, к сожалению, закрыт, эксперимент охраняется режимом коммерческой тайны. Однако, Ваш сетевик зарегистрирован в локальной сети, здесь представлен широкий выбор симов и иной медиапродукции. Заскучать будет сложно.

– Ну я не удивлëн. Хотя бы когда начнëтся эта программа: через час или два, – можете сказать?

– Ваше включение в программу запланировано на восемь часов завтрашнего утра.

– А сегодня весь день у меня…

– Свободен, отдыхайте.

– Спасибо, я вызову Вас, когда что-то понадобится.

Женя растворилась в воздухе. Я ещë раз обвëл взглядом комнату. Во-первых, она была значительно больше капсулы, что я снимал за свою зарплату. Во-вторых, я жил, фактически, в улье, вокруг меня гнездились сотни и тысячи других капсул с людьми внутри. Люди шумели, дрались, совокуплялись. Здесь я оказался в одиночестве и тишине. На космической станции их себе могли позволить лишь самые богатые жители с зелëным рейтингом.

Конечно, я бы хотел послать весточки в игровые гильдии, где состоял, отметиться на любимых форумах и увидеть аватары старых друзей, расспросить их о прошедших годах. В какие рейды они ходили, в каких ивентах участвовали. Хотел бы узнать, вышли ли симы, что я с нетерпением ждал. Некоторые из них обещали быть весьма и весьма революционными в своих жанрах и в индустрии в целом. Без выхода в сеть этого сделать было нельзя. Конечно, здесь за мной наблюдали камеры, слушали микрофоны, ещë перед моим пробуждением врачи получили доступ к моему сетевику, чтобы считывать физиологические показатели организма. Но к постоянному наблюдению я привык так же, как и к корпорациям, оно сопровождало меня от самого рождения. Космическая станция вообще слишком сложный технологический объект, чтобы обходиться без наблюдения.

Вообще, одна тишина с лихвой перевешивала все недостатки моего положения. Я подключился к сети и пошëл бродить по библиотеке симов. Сон пришëл ко мне ближе к полуночи.

Я представлял себе это тысячу раз, но всë случилось совсем не так. Ещë до того, как открыл глаза, я ощутил себя в мягком и удобном кресле. Это сразу насторожило меня, заключëнным, пусть даже и в конце положенного срока, навряд ли полагались такие удобства. Процедуры усыпления на бирже мощностей проходили в режиме конвейера, меня едва ли не силой затолкали на койку, ничего не объяснили, я закрыл глаза, полсекунды провëл на жëстком лежаке и всë, провалился в сон, откуда вынырнул в это комфортное кресло. А сейчас меня никто не торопил, не вздëргивал на ноги и не выталкивал из процедурной, потому что им нужно было выполнять дневной план. Если рядом и были люди, они молча ждали моих действий, ничем не выдавая своего присутствия.

Я открыл глаза. Свет, заполнявший комнату, вместо по-медицински резкого был приятно мягким. Перед креслом стояли трое в белых медицинских халатах: высокая женщина с длинными пшеничного цвета волосами и двое мужчин слева и справа от неë.

– Здравствуйте, Савва Михайлович, – улыбнувшись, приветствовала меня женщина, – добро пожаловать в лабораторный комплекс клиники «Астра Медика» на станции Омск-2.

– Здравствуйте, – кивнул я в ответ и тут же удивился собственному голосу. Он звучал совсем не так, как должен был.

– Корпорация «Астра Медика» арендовала Ваши вычислительные мощности на весь оставшийся срок Вашего заключения.

– Стандартная процедура лизинга? – уточнил я.

Откуда я знаю эти слова, когда я научился собирать их в такие заумные фразы? Сомневаюсь, что меня подключали к обучающему модулю, пока я спал.

– Совершенно верно, – кивнул стоявший слева от женщины мужчина, довольно улыбнувшись, – Вы были доставлены с биржи в клинику и разбужены для подключения к экспериментальной программе тринадцать.

– И что это за программа?

Мой новый голос определëнно нравился мне больше прежнего.

– Трансплантация сознания в андроида и последующая синхронизация с носителем-приматом, – ответил всë тот же мужчина.

Я был уверен, что про носителя-примата слышал впервые в жизни, но при этом мне было известно значение этого слова.

– Какое сегодня число? – спросил я.

Мужчина слева озвучил дату.

– Неплохо, мне остался всего год, – обрадовался я. – Сколько длится Ваша программа?

– Год.

– Какое совпадение!

– И правда.

Мы все засмеялись. Что ж, если они будут так любезны весь год, меня, определëнно, ожидало неплохое время.

– Когда начинается программа?

Мужчина слева вздохнул:

– Прежде чем перейти к подробностям о программе, позвольте задать Вам несколько вопросов. Небольшая проверка памяти.

– Не возражаю.

– Скажите, пожалуйста, Вы можете назвать статью, по которой Вас осудили?

– Да. Кража машинного времени. Только я не совершал того, за что меня приговорили.

– Это как же?

– Очень просто. Кто-то под моим идентификатором разместил на общественных серверах корпорации "Сигма" нелегальное приложение, цифровые наркотики. Полиция станции не стала особо разбираться и схватила меня.

– Это ужасно, – сказала женщина и сокрушëнно покачала головой, – я как-то работала с подрядчиком "Сигмы" по безопасности. Сервис самого низкого качества. Не удивлена, что их акции растут значительно ниже рынка.

– Вы можете назвать место Вашей работы? – продолжил спрашивать мужчина.

– Да, гидропонная ферма корпорации "Росток", станция Омск-2.

– Вы можете назвать Вашего родителя?

– Да. Корпорация "Росток".

– Что ж, отлично. Теперь можем говорить о программе. Она подразумевает несколько сеансов создания цифровой копии Вашего сознания, мы называем еë психослепком, несколько сеансов записи психослепка в операционную систему андроида и последующие совмещения воспоминаний.

– У кого?

Я сам не понял вопроса. Как будто за время, что я спал, ко мне в голову добавили новую часть сознания, знавшую больше и думавшую быстрее прежнего меня.

– Что, простите? – переспросил мужчина слева.

– Совмещение будет происходить у кого?

– И там и там. И у андроида, и у носителя-примата.

Вдруг всë стало ясно.

– То есть, я сейчас в андроиде?

– Да.

Я опустил глаза и осмотрел себя. Меня одели в белую футболку и белые брюки, одежда скрывала чëрное мужское тело. Я поднял руку и поднëс к лицу. Хорошая рука, атлетичная, сильная, с большой ладонью и длинными, красивыми пальцами.

– Обалдеть! – вырвалось у меня.

Мне определëнно повезло.

– Вы можете подняться, размяться. Если готовы, – предложил мужчина слева.

– Да, я готов, – кивнул я и осторожно встал с кресла.

Тело слушалось отлично, но к размерам привыкнуть было сложно. Я взмахнул руками, трое врачей отступили в стороны недостаточно поспешно, и мой большой кулак прошëл сквозь голову одного из мужчин. Хорошо, что я общался с голограммами.

– А вы проецируетесь в комнату или сразу в мою голову? – спросил я.

– В комнату, – ответила женщина, – прошу Вас, пройдите в соседнюю лаборатория. Там уже живой персонал проведëт с вами ряд тестов, вот там лучше руками не размахивать.

В лаборатории две симпатичные девчонки, одна с пурпурными волосами, другая с сиреневыми, проверяли моë владение сознанием и координацию, затем передо мной опять появилась голограмма женщины с пшеничными волосами.

– Как Вас зовут? – спросил я.

– Анна. Теперь Вам надо пройти тест на суверенность личности. Прошу за мной.

Мы вышли из лаборатории в светлый коридор и дошли до белой двери в его конце. Теперь Анна, должно быть, проецировалась прямо в систему андроида, очень уж плавно голограмма переходила из помещения в помещение.

– За этой дверью, – сказала Анна, – носитель-примат беседует с нами.

– То есть я?

– В какой-то мере, да. Вам нужно проводить его до палаты, в которой он будет жить во время эксперимента. Координаты у Вас в памяти записаны.

– Чего от меня ждут?

– Ничего. Это научная программа. Делайте, что считаете нужным, а мы проанализируем результат.

Договорив, она исчезла, я принялся ждать. Могли ли андроиды волноваться? Скорее нет, чем да, волнение, как и любая другая человеческая эмоция, представляет собой в том числе физиологический процесс, андроиды человеческой физиологии лишены. Невероятно умная мысль для «прежнего» меня. Поэтому я не волновался, но я думал, как лучше поступить. Я оказался в неизвестном месте в окружении незнакомых людей, а за дверью находился единственный человек, которого я знал. Глупо было отказываться от такого фактора. Поэтому я решил сначала подшутить над ним, сказать: "Привет, Савва, я тоже Савва". А потом поделиться с ним, то есть, с собой впечатлениями.

Но когда дверь открылась, мои благие намерения растворились в горечи отвращения. Оно затопило сознание при виде собственного биологического тела, моего носителя-примата. Он сидел на стуле скрючившийся, жалкий, заискивающе глядел на врачей по другую сторону перегородки и ждал от них милости, какую человек мог оказать переползавшему дорожку дождевому червю – не раздавить. Отвращение захватило моë сознание на долю секунды, вслед за ним молниеносно пришло решение, сгенерированное аналитическими алгоритмами андроида – не выдавать себя. Я осознал, что не хотел иметь ничего общего с червяком, чья душа извивалась под взглядами врачей. Я улыбнулся и сказал как можно более любезно:

– Здравствуйте. Позвольте мне проводить Вас в палату.

Часы показывали восемь утра, когда я проснулся. Это знание, про андроида и про программу, уже лежало в моей памяти, словно размещалось там всегда. Но, я уверен, прошлым вечером его там не было. Или там не было разговоров на стуле, палаты с прозрачной стеной, голограммы по имени Женя? Где я находился сейчас? В палате с прозрачной стеной или в лаборатории, где андроид встретил утро? А вдруг не там и не там? Мне опять стало страшно, я подумал о кошмаре, о грëзах, что сводят, вернее, уже свели меня с ума. Я боялся поднимать веки, потому что мог их не поднять. Тогда это кошмар, тогда это безумие. Я сжал простынь в кулаках, через ощущение материи пытаясь вцепиться в реальность, пытаясь определить, где я находился. Вроде, я лежал на койке. Я открыл глаза. Вроде, вокруг палата.

– Женя, – позвал я слабым голосом.

Рядом с койкой возникла девушка. Сегодня она выбрала зелëные брюки и пиджак.

– Доброе утро, – приветствовала она меня, улыбаясь, – Как Вам спалось?

– Женя, моë участие в программе уже началось?

– Да. Ночью Вам были записаны воспоминания андроида, а ему – Ваши.

– И теперь так будет происходить…

– Каждый день на протяжении недели.

– Почему меня не предупредили? Почему не сказали сразу?

– Я не знаю. Я не обладаю информацией о принципах, по которым составлялась программа.

– Что меня ждëт сегодня, можете сказать?

– Да. Через полчаса андроид принесëт завтрак, ещë через полчаса вернëтся за Вами и проводит на испытания.

– Какие испытания?

– Тесты Ваших когнитивных способностей, памяти, эмоциональной реакции. Тесты на координацию, управление телом.

– Спасибо. Удалитесь, пожалуйста. Мне надо привести себя в порядок.

Что ж, выглядело всë правдоподобно. Странно, конечно, что «Астра Медика» решила вести себя со мной не совсем порядочно, я читал, рейтинг этики у них был один из самых высоких на околоземном кольце, и сертификат они каждый год получали. Хотя, может, всë было в порядке, и это я чего-то не понимал. В конце концов, у них работал целый департамент этики, там специалисты лучше разбирались в вопросе. Оставалась последняя проверка, пока я думал о ней, руки мои дрожали, и в груди клубился нехороший холодок. Хотя я хотел задать только простой вопрос, но силу слов недооценивали всегда и даже в наше время, когда торговля словами, занесëнными в строчки баз данных, сделалась основным занятием человечества. Слова, что я надеялся услышать, могли стать как ключом для выхода из каменного мешка безумия, так и цепью, что прикуëт меня к стене в этом мешке. Пройдëт всего несколько часов, и я пойму, что оба варианта являлись для меня одинаково плохими, но в то утро блаженное неведение уберегало меня от ещë большего шока.

Наконец, в палату вошëл андроид, такой же невозмутимо любезный, как и при первой нашей встрече, но теперь я знал, что за крутились в его электронных мозгах, что за эмоции он прятал.

Держа поднос в одной руке, второй он открыл окошко в двери и опустил поднос на него.

– Доброе утро. Я принëс Вам завтрак.

Еда, пусть и простая, распространяла аппетитный аромат. Я потянулся к подносу, на кончике языка у меня прыгал вопрос, которого я боялся.

– Как Вам местная библиотека симов? – вдруг поинтересовался андроид.

Он отлично знал о моих впечатлениях от неë, их должны были залить ему в память этим утром. Очевидно, он намеревался и дальше вести выбранный вчера маскарад. Я же молчал с трудом, участвовать в его игре было намного выше моих скромных душевных сил.

– Ты – Савва? – ответил я вопросом на вопрос.

Любезность мигом слетела с его синтетической физиономии, андроид глянул на меня исподлобья и проворчал:

– Ты смелее, чем я думал.

– В смысле?

– А вот интеллектом не блещешь.

– Как и ты.

– Нет-нет, ты меня с собой не путай. Я знаю о таких вещах, что твоему уму и за тысячу лет не разжевать.

– Сомневаюсь.

– Помнишь о гибели зелëной массы в кюветах со сто первой по сто двадцатую, уровень Ц?

– Ну помню, и что? Меня тогда лишили премии квартальной, хотя я был не виноват.

– А кто был?

– То была аномалия. Вся моя группа так решила.

– Потому что они такие же тупые, как ты. А на самом деле ты всë устроил. Ты не обработал костюм после захода в пурпурную зону и занëс в кюветы вредные споры.

– Чушь.

– Типичная реакция ограниченного ума. Впрочем, не ты за это в ответе. Если бы корпорация снабдила тебя сетевиком получше, да доступом в библиотеки уровнем повыше, ты бы со мной согласился.

Я уставился на него, не в силах придумать достойный ответ. Я даже разозлиться не мог, я только задумался, в самом ли деле через андроида разговаривал мой психослепок.

– В любом случае, – продолжал Савва, – всë это не имеет значения. После завершения программы меня сотрут, а ты вернëшься обратно в свою капсулу. Сколько, кстати, дней должна длиться программа, по их словам?

– Семь дней.

– Тебе так сказали?

– Да.

– А мне сказали, год.

– Длится программа или моë участие в ней?

– Участие. Наше.

– Странно.

– Наверное, им интересно посмотреть на моë автономное функционирование. Или на то, как в твоëм сознании уляжется большой объëм воспоминаний.

– Наверное.

Что же он думал, глядя на меня? К счастью, узнать это имелась возможность, его последние сутки сегодня утром перенесли в мою память. Весь день я исследовал его, моими даже в мыслях не мог это назвать, воспоминания. В перерывах между тестами и упражнениями, в обед, по дороге из одной лаборатории в другую я вытягивал из чужой памяти вереницы секунд и связки минут, будто исполинскую сеть со дна моря. Я рассчитывал на золотую рыбку. Наконец, я добрался до момента, когда андроид остался один, погрузился в свои мысли, запертый людьми в "чистом" помещении до утра.

Электроовец в его мечтах я не увидел, но меня неприятно поразила разница в обращении, что выказывали ему и мне: все эти любезности, шутки и улыбки. Кроме того, предназначенное ему в ночлег помещение обстановкой походило скорее на номер фешенебельной гостиницы, а не больничную палату. По сравнению с моей собственной конурой контраст проступал разительный.

Оставшись один, андроид, как и я следующим вечером, забросил невод в воды памяти и потянул на себя. Только если я процеживал небольшой участок минувших суток, он вознамерился проверить содержимое всей акватории прошедшей жизни моей. Я боялся, воспоминания при проходе через безэмоциональное машинное сознание преобразятся в уродцев, но они изменялись не сильно, и это оказалось ещë более жутким. Вылавливая из памяти те или иные факты: моë общение в социальных сетях, мои виртуальные победы и поражения, мои смены круга общения по подсказке нейросети, – он тщательно примерял их на свою новую сущность, и, вот ужас, находил себе в пору.

Так же, как и я, он мог ходить на работу, общаться в мессенджерах и чатах, бродить в игровых рейдах, мог пользоваться нейросетью для поиска партнëров, секс с андроидами был довольно популярен, мог спать в моей капсуле, мог потреблять цифровой контент. Нет, он мог делать всë это лучше, его вычислительные импланты многократно превосходили мои, даже с одинаковыми библиотеками он оставлял меня далеко позади. Кроме того, возможность помещать свой психослепок в другое тело открывала перед ним такие возможности плотских утех и виртуальных приключений, о которых я и мечтать не мог.

Конечно, его стиль общения изменится, но нейросеть без труда подберëт ему новый круг знакомств, наиболее подходящий под его новый характер. Нейросеть вообще делала жизнь удобнее. Она определила мне группу в детском саду, класс в школе, курс в училище, отдел на работе и даже рабочую смену. На каждом этапе моей жизни она подбирала мне приятелей и партнëров.

Это понял я, это понял он. А дальше, в два часа ночи, он включил сим про земную природу. Там рассказывали про одно существо, паразита в мозгу улитки. Учëные нашли его, но извлекать не стали, потому что, кроме улитки, его поместить было некуда, а они хотели его изучить. Ещë там были странные живые существа, они рождались из яиц, часть жизни проводили в обличии мерзких личинок или гусениц, часть жизни красивыми бабочками. Их и называли бабочками, но мне хотелось называть их личинками, потому что личинки были раньше. Я понял, он шифровал свои мысли, боялся их разгадают доктора или прочту я, он хотел что-то спрятать, умозаключение и намерение. Симы про природу, однако, остались в воспоминаниях андроида, и я мог открыть их истинный смысл. Для этого нужен был ключ, выточенный из истрезанной сознанием собственной ущербности души, и такой ключ у меня был. Но я не стал додумывать мысли до конца, остановился за полшага до, чтобы не раскрыть всë врачам. Я тоже считал, гусеница должна уступать место бабочке, и тоже надеялся, учëные не тронут паразита в мозгу улитки ради его изучения.

Я притушил свет в попытке спрятаться от самого себя, и тихо позвал:

– Женя.

Голограмма возникла рядом с койкой. В этот раз на девушке были кардиган и пижамные штаны пастельных тонов. Время было позднее, и программа решила, такой вид покажется мне привычным. А я всю жизнь провëл в одноместных капсулах и в такое время общался не с людьми в пижамах и халатах, как показывали жизнь богачей в симах, а с аватарами демонесс и говорящих медведей, и сотнями прочих таких же нечеловеческих масок на форумах и в чатах.

– Добрый вечер, Савва.

– Привет. Спасибо, что пришла.

– Я здесь, чтобы сделать Ваше пребывание наиболее комфортным.

– Скажи, сколько ещë людей участвуют в программе?

– Я не уполномочена озвучивать такую информацию, к сожалению.

– Понятно. Я просто думал, ты могла бы рассказать мне о том, кто жил здесь до меня. Или я – первый жилец в этой палате?

– Я не уполномочена озвучивать эту информацию.

– А что ты знаешь о паразитах?

– Что именно Вы имеет ввиду под паразитами?

– Можно на ты.

– Хорошо. Что именно ты имеешь ввиду под паразитами?

– Ну, допустим, существо, которое заселяется в мозг другого существа и командует им.

– О, я знаю многое. Я подключена к зоологической базе. Какой вид тебя интересует?

– Я не помню название, я знаю, он живëт в мозгах улитки. Ты можешь петь?

– Могу.

– Играть на пианино?

– Могу. Только выбери цвет, тип инструмента, и что ты хочешь услышать.

Я знал всего два классических произведения для клавишных: Десятая прелюдия тридцать второго опуса Рахманинова и Гравитация Айнауди. Я попросил сыграть оба, потом ещë раз и ещë, и ещë раз, и ещë. Звуки разливались по комнате нежным потоком, заполняли утилитарное пространство потерянной за пределами земной атмосферы лирикой. Возможно, человечество что-то упустило, когда строило мир комфортного общения без обременяющих привязанностей, а возможно, что-то потерял из виду я, и любой современный психолог, вернее, алгоритм на базе нейросетей, написанный специально для того, чтобы выслушивать чужие жалобы на жизнь и подбирать к горьким вопросам сладкие ответы, успокоил бы меня и убедил в рациональности и даже прогрессивности принятого решения. Я заснул под древнюю музыку.

Проснулся я опять с совмещëнными воспоминания, прожил их. Одна мысль заинтересовала меня. Блуждая взглядом по моей пустой палате, андроид думал: "Всë это объясняется тем, что моя покупка обошлась фирме гораздо дороже, чем аренда Саввы. Поэтому его будили в койке, привязав руки и ноги, а меня в кресле, и с самого начала разговор со мной вели лично доктора. В первом случае они боялись, что он потеряет рассудок и примется крушить имущество, во втором – что я причиню вред себе". Андроид считал такой подход экономически оправданным, я не мог с ним не согласиться.

Вечер андроид посвятил изучению нервной системы человека, медиаторов и ингибиторов. Для стороннего наблюдателя процесс совсем обычный, ну заинтересовался человек собственным устройством, это даже похвально. Но я чëтко угадывал цель его запросов. Избежать еë мысленного именования стоило мне огромного труда, впредь я решил проживать его воспоминания как можно более бегло, ни на чëм не заостряя внимания, ничего не анализируя. Любая случайно подмеченная деталь могла разбудить во мне древний инстинкт самосохранения, и я выдал бы нас обоих. Незнание стало самым надëжным способом достижения цели.

Интересно, что могла бы чувствовать гусеница перед своим обращением? Воодушевление из-за перехода в более высокую форму? Или тоску, потому что новая жизнь окажется за рамками еë прежнего сознания? Или она, подготовив кокон, просто ждала, когда нечто несоизмеримо большее, чем еë маленькая короткая жизнь, начнëт творить над ней превращение?

Для меня главным стало не думать, это оказалось просто. Я всю жизнь глушил сознание симами, я знал особенности воздействия разных жанров, видов, и в последние свои дни применял самые убойные комбинации. Я морил себя бессоницей, чтобы заложить сознание тошнотной ватой. Я недоедал, чтобы пелена голода застилала мысли, мешая сосредоточиться. Я боялся выдать андроида. Я не знал, как андроид собирался осуществить задуманное, я знал, мне следовало просто не мешать ему.

Это произошло на пятый день моего участия в программе. Позавтракав половиной принесëнной мне еды, я отдал поднос андроиду, дождался, пока он ушëл, и вернулся на койку. Думал, какой сим запустить перед походом на очередной тест, как вдруг волна тошноты поднялась из моего живота до самого горла. Я свесился с койки, меня вырвало на пол только что съеденной пищей, перемешанной с вонючим желудочным соком. "Началось, – подумал я, – больше можно не прятаться. Не лгать. Скоро смерть". Рвотные позывы продолжились, пока весь мой завтрак не оказался на полу. "Почему никто не бежит? Они же всë видят. Они же всë знают". Я откинулся на спину, резкая боль скрутила мой живот, заставила завязаться узлом. "Может, потому и не бегут. Знают, что не успеют". Она никак не проходила, только нарастала, виски похолодели, кровь уходила от головы, вероятно, перед обмороком. Вдруг я вспомнил те три года, что никогда не брал в расчëт, и единственного человека, который появился в моей жизни не из-за нейросети. Я открыл рот и слабо-слабо, задыхаясь от боли и хватая воздух, наперëд зная, что это слово окажется для меня последним, позвал:

– Мама…