Второй этаж, под окнами – клумба
***
Девушка уселась на кресло напротив, кокетливо расправляя лёгкие полы халатика.
– Так ты изобретатель? Так изобрети себе тапки! – хихикнула она, покачивая ногой в розовом тапочке, вполне могущем сойти и за туфельку.
Арс всё ещё потирал ударенный мизинец.
– Я скорее учёный...
– Скорее? Ты, наверно, этот, самородок!
– Наверно... – Он откинулся на диванную спинку и закрыл глаза.
– Ты что, обиделся?
Арс молчал. Он сам не знал, обиделся или нет. Если и обиделся, то по большому счёту не на неё. Просто вот так, совершенно не вовремя, выскочили холодные иголки реального положения вещей, все прелести того, что он – вот именно – учёный, хахаха, хихихи. Тридцатилетний балбес, мудрец-фрилансер, решивший, что сможет разговаривать с наукой без посредников.
Общество так и не разобралось, как оно относится к внесистемным научникам. С одной стороны – какой-никакой статус, доступ к материалам, а с другой – это уничижительное «самородок». Ведь кто-то же ляпнул, и все подхватили! Вроде как: не влился в систему – неудачник, лох, баран. А какой он баран? Он сам из любого барана теперь человека сделает! Впрочем, не из любого...
Но девушка, конечно, ни при чём. Она не знает. Никто пока не знает, а уж ей-то откуда, соседке, заглянувшей «на огонёк».
По всей видимости, «огоньком» она сочла выкрученные на максимум фрэш-рэповые хиты (так Арс надумал полечиться от тоски).
Квартирку он снимал недавно и, увидев на пороге эту рыжую очаровашку, бормочущую что-то про соседство, ринулся сбавлять мощь фрэшевых пассажей, да так, что вписался ногой в ножку стула. Уже через секунду девушка прощупывала, не выбил ли он палец... Да. Она ни при чём. Как хоть её зовут?
– Как тебя зовут?
– Ох. У меня плохое имя.
– Плохое? – Арс открыл глаза. Даже голову приподнял. – Хавронья? И все такие сразу – «Крошечка-Хаврошечка! Крошечка-Хаврошечка!»?
– Почти.
– Почти? Как это?
– Соня. И все такие сразу – «пойдём поспим» да «пойдём поспим»! – Девушка не улыбалась. Похоже, она жаловалась вполне серьёзно.
– Дурь какая... – опешил Арс такой простоте. – Соня – это Софья?
– Ну да.
– Это же «мудрость»! А ещё ты можешь представляться Софой например. Или Софи. Или полным именем.
Девушка пожала плечами.
– Могу, наверно. Но непривычно как-то.
– Привыкнешь, без вариантов... Вставай-ка, Софа.
Повеселев, словно на что-то решившись, Арс соскочил с дивана.
– Пошли.
– А нога больше не болит? Совсем?
– Вставай-вставай, говорю. Пойдём.
– Куда? – заулыбалась девица улыбкой Золушки, приглашённой на бал.
Но её пригласили всего лишь на кухню.
***
Вряд ли здесь ели или готовили, во всяком случае, никаких следов этого не наблюдалось. Зато наблюдались, и в большом количестве, разного рода наукожелезки, панельки, люксоры, батарейки, приборы и приборчики, о назначении каждого из которых можно было разве что спросить.
Единственная табуретка задвинута под стол. А ещё под столом...
– Бедный котик!
– Это кошечка.
Кошечка была надежно «спелёнута» лентой-биофиксатором, а между её ушами, на полу, стояла небольшая чёрная коробочка с тускло мерцающей сине-зелёной точкой в углу.
– Ты, блин, что, сумасшедший учёный? Как в «Мнимом профессоре»? Мучаешь людей и животных и думаешь, что всемогущий?
– Я учёный, Софа. Но не сумасшедший. Просто талантливый.
Он ткнул пальцем в один из пультов на столе, и фиксация отключилась. Лента в мгновение ока съехала на пол и принялась скручиваться в клубок. Но кошка продолжала лежать без движения.
– Что с ней? Она хотя бы жива?
Не дожидаясь ответа, Софа наклонилась и потянула к ней руку, но тут же отдёрнула: животное встрепенулось, подняло голову и смотрело прямо на неё. Длинным, странным, совсем не животным взглядом.
– И... что всё это значит? – вопросительно наклонила голову очаровательная соседка.
Арс сдержанно улыбнулся.
– Только не говори, – фыркнула девушка, – что это твоя ожившая мамочка!
– Моя мама не умирала, – спокойно парировал Арс. – А это – Кыса. Так я её зову.
Он вытащил кошку из-под стола и поставил на лапы – осторожно, как фарфоровую. Немного постояв, та встряхнулась и села. Снова встряхнулась – и легла.
– Это она от мыслей отряхивается, – без тени улыбки пояснил Арс.
– Очень умная? Что, и говорить умеет?
– Говорить ей голосовой аппарат не позволяет. Но она распознаёт уже под сотню слов. Способна на простейшие формулировки типа «Мне холодно», «Я хочу молока».
– «Я хочу молока» – это же просто «мяу»! – развеселилась смешливая соседка. – Да и «Мне холодно» – тоже! Как вообще можно узнать, что она просит конкретно молока? А не рыбки. Если она не говорит.
– Она набирает сообщения.
– Ээ... Лапами?
– Да. Это-то как раз без проблем. Адаптированная клавиатура. Сейчас покажу.
– Потом покажешь. Смотри. Кыс-кыс, – негромко позвала девушка. – Она спит!
– Что логично. И вполне естественно. Длительное обездвиживание снижает общую энергетику организма.
– Длительное – это сколько?
– В этот раз шестнадцать часов.
– Шестнадцать?!... А в прошлый?
– Двенадцать. Ей надо прийти в себя. Сейчас она умная – но слабая.
– Грустно...
– Нормально. Слабая она – временно, а умная – всегда. Дай ей немного оклематься, и...
– Конечно, пусть окле... оклё... пусть отдохнёт!
Девушка смутилась, что запуталась, но каким неподдельным теплом вспыхнули её зелёные глаза! Искренняя девушка. Милая. Хотя и немного простовата. Или не немного...
– А я о чём, – пробормотал он.
– Может, пока она отдыхает, мы чаю попьём? Так-так-так, – закудахтала она. – Где у тебя что? Ну, где вкусняшки? Держу пари, тут шаром покати! – притворно (но так очаровательно!) нахмурилась она, распахивая шкаф.
– Да какие там вкусняшки... Там геоглас.
– Пакеты, бумажки... Геоглас? Ой, а покажи?
Отточенным движением факира, явно рисуясь, Арс вынул из пакетно-бумажного хлама тонкую прозрачную пластину размером примерно с ладонь.
– Ух ты. «Подземное стекло»? Дорогущая хрень для чего-то там научного?
– Дорогущая хрень для чего-то там научного. Очень, очень дорогая хрень, – согласно помотал головой Арс.
– Такая тоненькая...
– Ну, так раскатали. Для удобства. Под землёй-то он горячий и жидкий.
– И редкий... Я знаю. Он показывает, что внутри! Как зеркало.
– Не совсем. Вещество с интрообзорными свойствами. Сложными. Селективными, функциональными и...
– Не умничай, умник! – кокетливо укорила Софа. – Давай-ка посмотрим, что у тебя в голове! – Она выхватила пластину и прижала ко лбу «умника». – Ну, что-то ничего. Пятна, пятна...
– Биообъекты он плохо берёт, – прохладно заметил Арс, забирая пластину и определяя её обратно в шкаф.
– Плохо? Почему?
– По много чему. Знаешь... не в стекле счастье.
– А в чём? Нет, ну правда, расскажи, о чём ты мечтаешь?
– Вообще или... конкретно сейчас? – в тоне «конкретно сейчас я мечтаю тебя поцеловать» спросил Арс.
Но девушка в тон не попала.
– Вообще, – простодушно-любознательно ответила она.
Арс задумался или сделал вид, что задумался, и только потом ответил:
– Наверно, хочу узнать, как всё устроено. Садись, – рывком подвинул он Софе табуретку, а сам присел на корточки, привалившись спиной к стенке. – Счастье в разном. В удаче, например. В упорстве. Я когда вон ту штуковину собирал, прекрасно знал, что похожие опыты с транскраниалкой уже были...
– С синим огоньком? Штуковина.
– Да. Сине-зелёным. А транскраниалка – воздействие через череп. Без необходимости решетить его дырками. Гуманно, согласись. Но – малоэффективно. Было до сих пор! И я вдруг подумал: что, если дело во времени? Во времени воздействия?
– И собрал штуку с огоньком, – улыбнулась девушка.
– Да. Точно. И увеличил время стимуляции. Всё просто. Магнитное поле просто стимулирует мозг. В мозгу просто активируются группы нейронов. Раньше они были неактивны, а теперь...
– Теперь у тебя умная кошка, – насмешливо напомнила Софа. Но слушала она, надо отдать ей должное, с интересом.
– Дело не только в кошке. Только не спрашивай, в чём. Я как раз и пытаюсь объяснить. В том, что... Это уже девятнадцатая кошка!
– А восемнадцать где? Все... умерли? – девушка явно собиралась ужаснуться. Возможно, и возмутиться. А скорее всего и то, и другое.
– Ну, где... С котами, наверно. На улице, в помещении. Где ещё бывают кошки? Где угодно. Живы и здоровы. Их группы нейронов выгорали в самом начале активации, не делая их ни умнее, ни глупее. Что не работало в начале, не работало и в конце, вот и вся задачка, с чего начиналось, тем и заканчивалось. И только Кыса... Знаешь, что это значит?
Софа помолчала, морща лоб под модной, беспорядочно выхваченной кусками чёлкой, и ответила вопросом:
– Это значит, что умнеют не все?
– Да! – как заправский оратор, воскликнул Арс. – Это значит, что умным может стать только тот, кто может. Только, понимаешь? А остальные...
– Остальные по жизни дураки, – догадалась Софа, грустно улыбнувшись.
– Остальные – восемнадцать кошек! – Арс засмеялся, и она улыбнулась опять. В ответ. Но вскоре перестала. Его смех всё не прекращался, и это начинало напоминать истерику.
– Прости... – начал успокаиваться он. – Просто устал. Знаешь, куда ни сунешься, везде восемнадцать кошек...
– Дураки?
– Да.
Софа молча встала и подошла совсем близко. Она положила руку ему на макушку и медленно повела вниз.
Но то, что Арс вдруг почувствовал у себя на загривке, была не мягкая тёплая рука девушки, а что-то холодное и твёрдое.
– Ты тоже прости. Потом тебе помогут. Не двигайся, – предупредила смешливая соседка так, что сомневаться не приходилось: сейчас она не шутит.
– Что... что ты делаешь?
– Работаю... – В её голосе было и сожаление, но было и что-то такое, что пугало и моментально убеждало в неотвратимости всего, что бы она ни собиралась сделать. – Тебе помогут, – повторила она.
– Софа! Я...
Арс всё-таки дёрнулся – чтобы поднять голову, чтобы не говорить в пол, – но не успел. Его шарахнул пронизывающий всё тело от головы до пяток, какой-то горячий, жгущийся удар. Электрический? Очень похоже, что так. Очень похоже на электрическую плюху. Кажется, он даже успел об этом подумать. Мысль быстрее действия. Мысль быстрее всего...
***
Он очнулся на полу. Первое, что понял, – ничего не может понять. Не может двинуться, не может говорить. Ограниченно подвижна только голова. Очень ограниченно.
– Мм... ммм!
– Не мычи. Не могу я тебе помочь. Не могу нам помочь. Молчи и... не мычи.
– Ммм? – Арс, наконец, сообразил, чем закрыт его обзор справа. Не чем-то, а кем-то! Это Софа. Это Софа, и она тоже зафиксирована. Они привязаны друг к другу! Как бы безумно это ни звучало...
– Ммм! Ммм!
– Вот тебе и «му», – тоскливо усмехнулась она – Скажи мне, только честно: ты испытывал свою чудо-штуковину только на кошках?
– Мм!
– Опять «му». Так я ничего не пойму! Давай по-другому: один раз мычишь – это да, два раза – нет. Му – или му-му. Ты понял?
– Мм!
– Ну всё, поехали. Ты испытывал свою чудо-машину только на кошках?
– М!
– Ясно... Я так и думала. Значит, из людей мы будем первыми...
Невероятным усилием, напоминающим какие-то конвульсии вовнутрь, Арс смог закинуть голову настолько, чтобы увидеть генератор. Ну точно. Теперь он не под столом, а здесь, ровнёхонько за их головами. И сине-зелёная бусина светится. Всегда казалась тусклой, а сейчас – такая яркая, такая крупная.
– Мм, мммм, ммм! Ммммм!
– Ой, хватит, – взмолилась девушка. – Сейчас всё расскажу. Рот тебе заклеила я. И связала я... как раз начала, когда твоя кошка... Что сделала? Теоремы начала доказывать!
– М?
– Да шучу я, шучу. Прыгнула она на меня. И я на тебя завалилась. А дура-лента и меня прихватила. И смотри, как удачно. Мы теперь как эти, сиамские близняшки!.. Держу пари, сейчас ты замычишь, потому что захочешь узнать, где пульт от ленты. Так давай мычать вместе! Я тоже хочу это узнать. Он был у меня в руках, пока эта хвостатая тварь не выхватила. Кусательный-то её аппарат – позволяет! А лапки позволяют подвинуть к нашим мозгам твою мозгоправную машинку!
– Мм!
– Да. «Му»... Мне нужен был геоглас, пластина. И время на «убраться подальше»... И ведь я даже взяла её, она тут, у меня в кармане! – всхлипнула воровайка-неудачница. Повсхлипывала, помолчала и закыскала:
– Кыс-кыс-кыс, кыс-кыс-кыс, кыс-кыс-кыс!
ДЕСЯТЬ ЧАСОВ СПУСТЯ
С тех пор, как девица замолчала, Арс большей частью дремал. Иногда ему казалось, что всё происходящее – сон, а иногда не казалось, но очень хотелось, чтобы это было так.
Девушка, по всей вероятности, тоже дремала. Лежала тихо, вздыхала. Дважды поплакала. Может, и не дважды. Может, она рыдала всякий раз, когда он засыпал. Она не знала того, что знал Арс и что – только это, единственное – придавало ему сил: лента будет держать часов тридцать, не больше. Срок её эксплуатации подходит к концу.
Конечно, тридцать часов – не три. Но и не тридцать суток, что вполне могло быть!
Арс не чувствовал в себе никаких «ментальных» изменений, только «соматические»: до боли затекли конечности, то и дело закладывало нос (хорошо, что хоть не сразу обе ноздри!), пересохло и мерзко саднило в глотке, ныли от твёрдой поверхности затылок и лопатки...
– Арс! Всё так сложно. Мне... мне страшно, – промекала Софа, вырвав его из очередной дрёмы. Надо сказать, бессовестно вырвав – когда нужно скоротать время, спать-то, конечно, куда лучше. Да и ночь, по всей видимости. Стемнело, и уже давно.
Он решил даже не мычать в ответ. Сложно ей! Разумеется, сложно. Просто – тем, кто не ворует...
И всё-таки он замычал, да ещё как – под ними расползалась тёплая лужа! Хорошо, хоть чаю не пили. Очень хорошо! А то бы давно уже в той луже лежали.
ЕЩЁ ДЕСЯТЬ ЧАСОВ СПУСТЯ
Ноющая боль с затылка перекинулась на всю спину, да и прочие неприятности вполне закономерно усилились – всё-таки он представлял себе вынужденную неподвижность чем-то менее тяжёлым. Вернее, наверно, вообще никак не представлял. Знал, что это неприятно, и только.
Отдельной проблемой оказалось то, как чешутся, щиплют и горят участки кожи, оказавшиеся в луже. И всё же о том, что чаю этого дурацкого не пили, думалось теперь с сожалением. Не с сожалением даже, а с тоской и отчаянием. Пить хотелось самым жутчайшим образом!
Однако, несмотря на весь эгоизм оказавшегося в такой нелепой и действительно тяжёлой ситуации, Арс вполне понимал, что Софе, по всем признакам, куда хуже. На его мычания она уже давненько не отвечала. Шевелиться (что было крайне сложно и раньше, и тем не менее чувствовалось, было) перестала. Было слышно только её дыхание.
Обострённым слухом Арс слышал, как приглушённо шумит улица (такая далёкая прекрасная полуденная улица) и как по кухне бродит Кыса, как прыгает (вероятно, на подоконник, стол, стул), как возится (вероятно, умывается).
Никаких изменений в своих мозгах Арс по-прежнему не ощущал.
ПЛЮС ЕЩЁ ТРИ ЧАСА
О том, что Кыса подошла, Арс скорее догадывался, чем слышал. Но вот что-то отчётливо звякнуло, здесь, в кухне, совсем рядом, и сомнений не осталось.
То, что произошло дальше, было так желанно и в то же время так неожиданно, что он даже обрадоваться толком не смог. Просто обалдел и чувствовал что чувствовал: лента-фиксатор прекратила свою мёртвую хватку!
Остервенело, как будто можно не успеть, выпутавшись из продолжающих сползать витков ленты, Арс содрал скотч со рта и отодвинулся от Софы, чтобы можно было раскинуть задеревеневшие руки-ноги.
– Оооо... – простонал он. Глотка была как чужая.
Какое-то время не находилось никаких сил интересоваться чем-либо, кроме себя самого, но потом дотянулся до генератора, чтобы наконец-то его выключить, и хрипло окликнул девушку:
– Софа!
Та не ответила.
Позвал снова:
– Софа, воровская твоя... душа! – (Хотел сказать «рожа»!)
Она лежала на спине. Её вид, даже учитывая всё произошедшее, пугал. Странно синевато бледная, она не была похожа на спящую – открытые застывшие глаза, какой уж тут сон. Но и принять её за мёртвую было невозможно. Она дышала.
Хуже всего была эта её бледность. С синевой. Или с желтизной? Или... Временами по её лицу, шее, рукам пробегала какая-то судорога, то так, то эдак окрашенная.
Пошевелившись в очередной раз, Арс с новой остротой почувствовал запах мочи, попробовал встать, но мышцы затекли так, что удалось только приподняться на локтях.
– Кыш, брысь, пошла! – шикнул он на мелькнувшую по периферии зрения кошку. Лучше бы она ему сейчас не попадалась!
Животное с обиженным видом отскочило и ожидающе устроилось чуть поодаль, в углу.
– Геоглас... – еле слышно проговорила Софа.
– Что «геоглас»?
Двигаясь как в замедленной съёмке, Софа вытащила геогласовую пластину из кармана, прижала ко лбу и немного наклонила к Арсу.
– Ты... всё ещё хочешь узнать... как всё устроено?
– Почему бы и нет, – бездумно ответил Арс. Сейчас ему было, конечно, не до «устройств».
Но он пригляделся.
И загляделся.
И кое-что понял.
Сначала.
А потом понял всё.
***
«Подземное стекло» отображало работу Софиного мозга чем-то вроде схемы, отображающей другие схемы – десятки, сотни других схем разных величин и уровней. Реагируя на скольжение взгляда, эти схемки поочередно увеличивались, как от зума, «оживали». Огнями зажигались их ключевые узлы, а между узлами вырисовывались сложные витиеватые связи.
– Узоры... – заворожено констатировал Арс. – Это вообще что?
– Стол...
– Там петли какие-то, цепочки. Пульки!
– Петли тяготения... Цепи полимерных молекул... Это не пульки, это свет... А четыре линии... видишь четыре опорные линии?
– Вижу. Сам не знаю, с чего я взял, что они опорные, но вижу! Реально опорные. Они как будто... упираются! Прямо колонны. И поверхность над ними – тоже опорная, только как-то наоборот. Чтобы в неё упирались – другие поверхности, поменьше.
– «Колонны» – это ножки... А поверхность над ними – столешница, площадь потенциальных локализаций... Это стол...
Он перевёл взгляд на девушку. Она действительно смотрела на стол. Стол – серый. И судороги по лицу-шее-рукам, да собственно по всей уже Софе – серые!
– Посмотри ещё на что-нибудь!
Она послушно побрела взглядом по разбросанным приборам и железкам, вся переливаясь серебристыми металлическими разводами.
На пластине геогласа замелькали линии, стрелки, треугольнички, закорючки, пунктиры, столбцы... Много, бесконечно много всего! Трепещущий орнамент не замирал ни на миг. Но вот что было ясно и бесспорно: основа этого орнамента, базовая схема, отображающая, держащая все остальные – Софин мозг, Софино восприятие.
– Ты... видишь насквозь?
– Я понимаю насквозь...
– Интересно... Это как приложение? Приложение «Сквозное понимание»? – Арс неуверенно усмехнулся. Он сам не вполне мог различить, шутит он или это просто от волнения. А волнение – от надежды. Всё шло к тому, что самородок кое-что открыл! Непростым путём, фактически случайно, и не было бы счастья, да несчастье в розовых тапочках помогло.
«Несчастье в розовых тапочках» молчало.
– У тебя нет сил даже говорить?
– У меня много сил...
– А говоришь еле-еле.
– Это другие силы...
Она опять замолчала. Изображение на пластине зарябило сильнее, Арс жадно уставился и уже не мог отвлечься. Вглядываясь всё дальше, уровень за уровнем, схема за схемой, узор за узором, он понимал, как всё устроено. Структура реальности такова: во-первых...
***
Он дошёл до «в-тридцать вторых...», когда разноцветные волны, набегавшие на девушку, вдруг наслоились друг на друга и дали никакой цвет – бесцветье, ничто, прозрачность. Пластина упала на пол, потому что просто не могла не упасть. Ничто её больше не держало. Никто.
– Это ещё что за фокус? – отпрянул Арс. – Как только поумнеешь – испаришься?.. растаешь?.. исчезнешь?.. – в недоумении сыпал он синонимами, глядя прямо перед собой, туда, где только что была Софа. Потом перевёл взгляд на животное, сидящее на прежнем месте, в углу.
– Она не исчезла, а перешла на другой уровень. Личность, дополненная миром, больше ничем не ограничена, – подумала Кыса, а вслух сказала: «Мяу!».
– Ну а ты-то, Кысуля, чего добилась? А если бы мы оба исчезли, и я и она? – Он поднялся, наконец, с пола, и разминал ноги.
– Варианта было только четыре. Тот, который осуществился – и ещё три. Первый. Вы оба нечувствительны к действию магнита. Моя судьба не становится ни лучше, ни хуже. Второй. Оба исчезаете. Я ору, царапаюсь в стену и/или дверь – меня выпускают. Третий. Чувствителен только ты. Я ору – девушка меня выпускает. Ну не оставила бы она меня в пустой квартире! – подумала Кыса, а вслух сказала: «Мяу!».
– Какой всё это всё-таки идиотизм... – Арс напряжённо тёр переносицу.
– Это не идиотизм. Это открытие, внесистемный учёный Арсений Заварзин. Но тебе этого лучше не знать. Тебе лучше думать, что этот твой эксперимент подпадает под категорию «D» – депрессивные, уменьшающие популяцию, не поддерживающиеся ни одним из грантов исследования. А меня лучше отпустить за ненадобностью. Прямо сейчас. Я никогда не просила никакого такого молока, просто на твоей клавиатуре не было нужного слова. И холодно мне не было. Ни разу, – подумала Кыса. А вслух сказала: «МЯУ!».
– Идиотизм... Типичная категория «D», – вздохнул Арс. – Ну а ты чего размяукалась? Пошла! – Он подхватил кошку за шкирку, открыл окно и вышвырнул её прочь. Второй этаж. Под окнами – клумба.