Культ бабушки

***

…выдержка из обучающей голограммы:

Венцом всего, ранее созданного человечеством в области ментального пребывания, признана единственно-верная и достойная четвёртого тысячелетия от сотворения нового мира, человеческая культовая система «Бабушка». Исчезли некогда незыблемые верования и божества. Сегодняшний представитель Homo-contact без дополнительной стимуляции нейронов не в состоянии вспомнить имена тех, кто сотрясал ауры предков. Только историки, листая хронику ушедших лет, изучают прошлое. В середине минувшего тысячелетия, когда контакт с соседней галактикой перестал быть чем-то из ряда вон выходящим, появились совместные межгалактические предприятия, научные разработки и даже семьи. В религиозно-культовой области наметился значительный уклон к семейным ценностям. Миновав период отрицания и уничтожения любых верований и традиций, разум объединился с ментальностью в теле человеческом, равно как в любом другом. Цивилизация вступила в стадию глубокого взаимопроникновения в суть мироустройства. От малого к большому и обратно. От внутреннего к внешнему и по кругу. От контактного хаоса к традиционным связям.

Я, как житель нового мира, рождённый и воспитанный им, прихожу к уверенности, что «культ бабушки» явление предсказуемое. Конечно, в начале времён, земляне боялись растерять заветы предков. Ну, и немного переусердствовали, сохраняя культурно-ритуальный багаж. Началось внутривидовое сопротивление. Особенно молодёжь бунтовала. Оно и понятно, на фоне регулярных контактов с внеземными цивилизациями, ветхие притчи набивали оскомину. Но, как не странно, помогли пришельцы. Они изучили и, как могли, классифицировали накопленные земной цивилизацией духовные знания. И что удивительно: изучили всё, а прониклись и назвали великим достижением - институт семьи.

Они же обозвали энергопотерей земные религии и верования, но к сохраненным семейным взаимоотношениям проявили благоговейно-трепетные чувства. Были, конечно, проблемы с определением количества партнёров. Спор продолжался порядка двухсот лет – все протоколы заседаний ЖСМ (жизнь, семья, мир) сейчас хранятся в библиотеках. Их изучают школьники. Вообще-то интересное чтиво получилось. Формирование святынь – куда ни глянь, мудрость вековая и галактическая в чистом виде.

У нас сейчас, в четыре тысячи двадцатом, такой глобальной интеллектуальной разработки даже близко нет! Всё по мелочам: бытовым устройством и совмещением психологий индивидуумов занимаемся. Соблюдаем отработанные ритуалы, охраняем символы и учим новеньких таинствам. Земляне с детских лет умеют и с ритуальным горшком обращаться, и руку ко лбу приставлять, и пирожки правильно откусывать. А самое главное, каждый землянин знает, что пирожок есть символ вселенной, испечь который должен любой, в ком течёт кровь истинного творца.

А всё почему? Каждая судьба в начальной фазе разбита на семилетние триместры. От рождения до семи лет – индивид отдан «бабушке», то есть ИМЭП (имитация ментально эмоционального продвижения). От семи до четырнадцати лет – ИСИП (имитация самостоятельно интеллектуального продвижения), и потом до двадцати одного года – ИРУП (имитация родительски управленческого продвижения). Каждая семилетняя фаза подконтрольна межгалактическому правительству. Никаких отклонений быть не должно. Именно эта уверенность в невозможности отклонений и всё-таки присутствие оных в каждом моём триместре, мучает меня всю жизнь.

Я родился, как все, в доме-инкубаторе, где исходя из индивидуальных ДНК и РНК показателей, был составлен образ подходящей мне «бабушки». До сих пор не могу называть её ИМЭП. Первые воспоминания о ней – тепло и забота, забота и тепло. Бабушка без устали оберегала меня от внешних материальных, эмоциональных и политических воздействий. Она не позволяла производить контрольные замеры моих характеристик – охраняя развитие внутренней самоидентификации. А это, ох как, серьёзно! Ради моего покоя она вступала в конфликт с программой межгалактического контроля роста индивидов. Да, она любила поруководить мною. И готова была браниться со всякой силой, покусившейся на это её святое право. Она, кстати, так и говорила: «Святое право и обязанность бабушки направлять и пестовать потомство».

Моя бабушка была грузная и беспокойная, совсем не похожая на тех, что были приставлены к другим детям. Она умела участвовать в каждом мгновении моей жизни, любила меня поучать и воспитывать. Рыжая, коротко стриженная и одновременно кудряво-лохматая, бабушкина голова с подвижными и любопытными, бегающими глазами крепко сидела на её дородном теле. Первые воспоминания - это вибрация её голоса. Неожиданно появляясь, бабушка любила резко, с интонацией инспектора, спросить:

— И чем ты тут занимаешься?

Каждый звук её вопроса, каждый ритмически выверенный момент вдоха и выдоха звучит во мне по сей день.

— Ничем, — отвечал я. А, что ещё можно было сказать?

Почему-то появлялось чувство неловкости и где-то глубоко в гортани зарождалось возмущение. Возмущение не в чистом виде, а какое-то виноватое. Что-то вроде: «Я знаю, что рождён для великих целей. Сейчас ещё чуть-чуть поиграю и потом сразу же пойду подвиг совершать!». По-моему, в формирование программного образа моей бабушки закралась какая-то ошибка. Уж, слишком индивидуальные коктейли чувств сумела она вписать в мой устойчивый психоэмоциональный ряд. Уже в два года я научился чувствовать её тихое движение за спиной и молчать в ответ на её замирание. В три я умел не выяснять отношений:

— Мальчик мой, подходит время расширенного присутствия. Я отведу тебя к другим детям. Но знай, твоя ИМЭП всегда рядом. Стоит только подумать. Договорились? Ты подумаешь?

— Хорошо, ИМЭП.

— Не называй меня, ИМЭП! Сколько раз можно напоминать, я – бабушка мальчика-Вальчика. Понимаешь?

- Угу, - бурчал я, понимая, что ответив на замечание иначе, незамедлительно окажусь виноватым во всех бедах, неудачах и болезнях обрушавшихся на старушку Землю в последние две тысячи лет.

Я никогда не мог понять причин претензий моей бабушки. Конечно, в суть я вникал, но вот увидеть потенциально-возможную тему не получалось. Это было и остаётся для меня загадкой. Бабушка всегда знала, видела и чувствовала назревающее ущемление её прав владения мною. Страшась потерять первенство в вопросах моего эмоционального продвижения, она включалась и начинала назидательно:

- Мальчик мой, у тебя конечно должно быть своё мнение, и сейчас бабушка тебе его скажет. Я расстраиваюсь, что ты в свои три с половиной года не играешь на скрипке, но убивают меня эти галактические негодяи, которые смеют сомневаться в твоих музыкальных способностях! Помни, Валик, что я тобой горжусь. Таких одарённых и умных мальчиков невозможно не найти, не представить – ты один такой во всём межгалактическом питомнике индивидов первого триместра, шоб ты сдох.

Речь её отличалась необыкновенно симметричным ритмическим рисунком, с завораживающими вариациями скоростного режима и логики.

- Бабушка, я не понимаю, - шептал я.

- Я тебя умоляю! Кто, если не ты, понимает здесь хоть что-нибудь? Только не ври мне, что разум, таки, затих в моих объятьях. Ты, моя красота! – бабушка тискала, прижимала меня к себе, ворошила волосы и целовала в макушку.

- Бабушка, я не вру, - освобождаясь из её цепких объятий, пищал я.

- И шо, ни разу? - она отстраняла мою голову, держа в ладонях, и принималась разглядывать лицо с такой любовью и нежностью, что я подрался бы с кем угодно, доказывая, что она – живая.

- Ни разу, - расплывался я в улыбке.

- О тож! Ты преувеличивал, фантазировал и претворялся, но не врал никогда, шоб ты мине был здоров!

Воспитываемый так необычно, я рос на удивление тихим и послушным ребёнком. К пяти годам она раздобыла для меня скрипку. Никто! Понимаете, никто уже не умел играть на этом древнем инструменте.

- Слушай сюда, мой мальчик. Как она плачет, как плачет! Все слёзы спиленных старых кедров и уснувших последним сном евреев сливаются в едином вздохе. Как стонет её душа и дрожит голос… слушай…

- Какой-то странный звук у этой конструкции. Между прочим, я не знаю ни евреев, ни кедров - признался я, рассматривая необычный инструмент.

- Золотко, не шути так! Просто слушайся бабушку и привыкай, что ты музыкант.

- Я думаю… - попытка возразить была молниеносно купирована:

- Ой, Валик, бабушка знает кто ты, и ей не нужно знать, что ты по этому поводу думаешь.

Какой программный сбой сотворил это чудо, воспитавшее меня, не знаю, но став взрослым и самостоятельным членом межгалактического сообщества, нередко мысленно произношу благодарственные молитвы создателю моей ИМЭП – моей бабушки. Даже вспоминаю её по ночам. Кстати, я осознанно не делаю вакцинацию против бессонницы. Это она научила меня не спать, если не хочется – всегда стоит услышать себя, уважить нервы и заняться тем, что разгоняет сон. «Уж если захотелось не делать ночь, таки кто может помешать?» - так она говорила. И вот бессонными ночами я предаюсь воспоминаньям.

Помять подсовывает случаи из жизни. Я фокусирую на ушедших событиях свою тонкую сеть системы ощущений и заново проживаю убежавшие мгновенья.

Вот мы идём на кулинарный урок, где впервые я узнаю о пирожках, которые бабушка настырно именует пончиками. Она держит меня тёплой, мягкой и сильной рукой. Я чувствую нестерпимый жар в ладошке и совершаю непозволительное - снимаю перчатку. Бабушка незаметно прикрывает мою незащищённую руку плащом и улыбается. А когда мы проходим мимо огромных жёлто-голубых цветов с бархатистыми слегка вибрирующими бутонами, она предлагает мне потрогать лист. Я останавливаюсь и аккуратно пальчиками прикасаюсь к живому, трепетному цветку, а бабушка, делая вид, что поправляет мой костюм, маскирует собою моё мелкое нарушение дисциплинарно-правовых норм. Я знаю, что оголённой кожей прикасаться к живому нельзя, но бабушка шепчет:

- Познавай и чувствуй.

И я, заглушая страх, чувствую и познаю изо всех сил.

- Он меня не укусит? – не умея сдержать восторг прикосновения, смеясь, спрашиваю я.

- Тише, мальчик мой, тише! Это мир, - бабушка обнимает и несильно подталкивает меня в сторону от великолепного цветка.

В шесть лет все люди казались мне одинаково взрослыми. И воспитательница поведенческих дисциплин тоже. Хотя была она совсем юной особой, от чего и не вызывала у бабушки доверия. Забирая меня из класса, она неизменно справлялась о прошедших занятиях у программного наблюдателя, у «этой девицы», у других детей и, наконец, у меня. После долгих расспросов бабушка редко оставалась довольна. Она с необыкновенным постоянством поучала молодую воспитательницу, после чего, та редко и злобно смотрела в мою сторону.

Однажды вечером бабушка заглянула в группу, где мирно играли дети, и удивлённо вскрикнула:

— Ирина Григорьевна, уважаемая, где наш мальчик? Валик, Валик!

— Не пульсируйте. Сейчас его найдём.

— Что значит найдём? Вы что тут делаете? Голограмки разглядываете, когда надо с детьми заниматься! – быстро, с напором в голосе произнесла бабушка.

Она решительно прошла через всю комнату, заглянула в личностные пеналы, за угол пульта, под стол и через щель приоткрытой в туалет двери заметила меня. Я скромно, и уже довольно давно, сидел на горшке. Сосуд прилип к моему заду и не давал встать на ноги. Обречённо и молча я ждал помощи взрослых. Дождался. Высвобождая меня от конфузного плена, бабушка не ругалась. Она пыхтела и горячими ладошками трогала мою кожу, онемевшую от долгого сидения. Потом спросила почти шепотом:

— Больно?

— Не знаю, — ответил я откровенно и почему-то заплакал.

Мои слёзы придали бабушке воинственности.

— Ирина Григорьевна! – громогласно произнесла она, — я понимаю, что между воспитанием детей и высадкой лука вы нащупали общий глагол «сидеть», но это же не даёт вам право экспериментировать во время работы! Мальчик плачет, я негодую, а Межгалактический Совет поведенческого наследия в полном составе пытается сообразить, что таки происходит! – и тут же задушевно мне, - Иди, иди, маленький, одевайся. Мы сейчас уходим. Бабушка только скажет пару слов за воспитание.

Она держала в руке горшок, хмурилась и говорила всё увереннее:

— Девочка моя, я дико интересуюсь, что это? – бабушка возмущённо округлила глаза и подсунула злосчастный сосуд к лицу воспитательницы.

- Ритуальный горшок, - пролепетала та.

- Нет, вы слышали! – непонятно к кому обратилась бабушка, закатив глаза.

- Что? – не поняла воспитательница.

- Ритуальный! Да, чем думал тот идиёт, что внедрял такие методы воспитания. Я найду кому сказать и кому послушать за сидячую жизнь молодого поколения, когда воспитатель изучает голограммы!

И бабушка решительно приблизилась к воспитательнице. Та, что-то щебетала в своё оправдание, но слова рассыпались пылью, не долетая до уха.

Вы видели тигрицу, защищающую своих котят от всякого рискнувшего им навредить? Так вот, бабушка в тот момент агрессивностью зверя превосходила. Она загнала испуганную воспитательницу под пульт и, размахивая горшком, норовила всучить ей этот ритуальный инвентарь. Шум привлёк программного наблюдателя, других воспитателей и «бабушек». Все что-то громко говорили, кивали в мою сторону и качали головами.

Я услыхал сакрально-страшное, невозможное: «Сбой программы», - и запаниковал. Конечно, это про бабушку, про мою ИМЭП. Всё, что касается обучения детей, находится под пристальным контролем множеств комитетов и советов! Межгалактический поведенческий, о котором говорила бабушка, самый безобидный в этом списке. И, если о случае с воспитательницей станет широко известно, бабушку заберут и перепрограммируют. Меня обуял страх, в горле запершило, но сдерживая слёзы, командирским голосом, как можно четче, я скомандовал:

- ИМЭП, Валик ждёт.

Бабушка затихла, обернулась и, закусив губу, шагнула в мою сторону. Потом, словно неожиданно осознав возможные последствия происходящего, она встрепенулась, подошла к пульту и вытащила из-под него воспитательницу. Зачем-то отряхнула той плечи, спину и максимально нежно, глядя в глаза, произнесла:

- Прошу прощения. Метод инициации лидерских качеств подопечного.

Она приставила ко лбу сложенную лодочкой ладонь, козырнула и неслышной поступью направилась ко мне. Приблизившись, она жестко отрапортовала:

- ИМЭП готова к сопровождению.

Мы вышли на улицу. Меня трясло мелкой противной дрожью, никого не хотелось видеть. Я зажмурился и так шёл, не глядя на дорогу, держась за бабушкину горячую ладошку. Она вела меня нежно и уверенно, и я представлял каждую мелочь на нашем пути так, словно видел мир её глазами и слышал её ушами.

Разбуженное в тот день состояние единения с ИМЭП сопровождает меня до сих пор. Стоит закрыть глаза, возникает эмоционально-логическая и сенсорная связь. Этот невербальный контакт действует всегда и везде. А когда на семь лет моей третьей фазы развития (ИРУП) была выбрана Галактика Барнарда, связь усилилась и приобрела новое качество.

Я начал чувствовать, как бьётся бабушкино сердце - уверенно и ровно, если всё спокойно и часто с замиранием в момент подстерегающей меня опасности. И только я знаю, сколько раз был спасён её любящим сердцем! Впрочем, у ИМЭП сердца нет. У всех.

Кроме моей…