Белая лилия

Один миллион триста двадцать шесть тысяч восемьсот один, один миллион триста двадцать шесть тысяч восемьсот два, один миллион триста двадцать шесть тысяч восемьсот три... Он считал круги, нарезаемые в центре идеально чистого пола большой комнаты. Это единственное занятие, которое останавливало его от падения в бездну безумия. Хотя кого он обманывает, безумие давно и прочно поселилось в сознании, управляя остатками дремлющего разума кнутом бесконечности.

Два миллиона семьсот десять тысяч два, два миллиона семьсот десять тысяч три... Вялый пересчёт кругов вокруг пыльной люстры с едва мерцающей последней лампочкой внезапно прервался криком с кухни:

– Семён! Семё-ё-ён! У нашего кружка любителей кухонной философии в текущем диспуте возник некий клинч, не соблаговолит ли Ваше Чистейшество присоединится к обсуждению?

– Тьфу ты, Петрович, я только перевалил за пару миллионов, а тут опять ты со своими глупостями. Что на этот раз беспокоит кухонную общественность? Трудности существования мира в априорном сознании? Или готовность сложить с себя полномочия любого научного знания? А?

Тем не менее он прекратил пустое кручение посреди комнаты и неспешно начал движение в сторону "пункта приёма пищи", как раньше (сколько десятилетий назад это было?), во времена службы в армии, называли кухню. Может, удастся хоть немного рассеять морок однообразного счёта и пообщаться с домочадцами.

–Ну, что там у вас? - спросил Семён, появляясь на пороге кухни.

– Поздоровался бы сначала, - ворчливо начала с козырей Тамара Михайловна, - сколько уже тебя не видели, вон какой слой пыли на полу.

Семён молча начал обработку пола, для начала просто подметя его и отправившись в ванную за водой, чтобы устроить влажную уборку.

– Ну что ты сразу бухтишь, Тамарочка?- вступился за друга Валентин Петрович. - Мы же хотели обсудить тупик, в который зашла наши дискуссия. А пол подождёт.Есть же, в конце концов, дела и поважнее. «Интересно, что у них может быть важнее? - подумал Семён, набирая воду в ванной комнате. – Сколько уже ни обращались ко мне за советом, а тут прямо приспичило». Ему даже стало любопытно, хотя это чувство быстро потухло, как не имевшее под собой никаких перспектив. Ну, обсудят они очередную "важную" проблему - и что? Опять он вернётся к накручиванию кругов в гостиной, ну, или, наконец, отмоет кровавое пятно в спальне, - и опять бесконечность счёта кругов под люстрой, в пустой надежде, что когда-нибудь лампочка в ней погаснет, и их мытарства закончатся.

Вернувшись в кухню, он принялся елозить щёткой по полу, надраивая его до зеркального блеска. Остальные пристально молчали.

–Я вас внимательно слушаю, товарищи с кухни. - наконец начал он, когда закончил с уборкой. – При этом могу ли я поинтересоваться, Тамара Михайловна, нужна ли полировка напольного покрытия, или вас устроит текущее состояние?

– Всенепременно нужна, дорогой наш Семён Андреевич, мне нравится смотреть на свою стать в отражении идеально отполированного пола, - попросила его Тамара, - если вас не затруднит, конечно.

–Как можно, уважаемая Тамара Михайловна, конечно не затруднит. - подхватил он давно принятую у них манеру общения - С удовольствием отполирую вам вашу скромную обитель философских бесед. И да, я всё ещё жду вопрос, ради которого я вынужден был прервать своё увлекательное занятие в соседней комнате.

– А вопрос самый несложный! - оживился Николаич, поворачивая свой нос в сторону Семёна и подмигивая ему. - По каким принципам мы существуем в обществе? И нам хочется знать, в чьи руки перейдет возведенное нами здание цивилизации.

– Прекратите уже паясничать! - взвилась Тамара Михайловна. – У нас серьёзный философский диспут, не терпящий подобного тона! - и, повернувшись к Семёну, она, уже продолжила спокойнее. – Простите уж вы его, Семён Андреевич, что-то он совсем плох в последнее время. А мы хотели с вами обсудить текущую политическую ситуацию. Как вы считаете, насколько велики шансы у Робеспьера получить большинство в парламенте? Ведь, как сообщают по «РадиоНяне», его плотно поджимает Лумумба с левого фланга...

Сначала Семён даже набрал воздуха, чтоб высказать всё, что он думает о Робеспьерах, нянях и прочих лумумбах вместе взятых. Но, подняв взгляд и увидев покрасневшие, корчащиеся и еле сдерживающиеся от внутреннего смеха лица домочадцев, наконец-то понял, что это просто их способ отвлечься от окружающего. Не стоит тратить на них и секунды бесконечного времени, поддерживая их полное безумие. Плюнув на недомытый пол, он, не отвлекаясь более на пустой трёп кухонных обитателей, отправился в свою вотчину – гостиную. Пытаясь на ходу вспомнить точную цифру, на которой он остановился, и заглушить мыслями сумасшедший хохот с кухни, эхом гуляющий по всей их трёхкомнатной квартире.

То, что Тамара Михайловна, Петрович и, будь ему неладно, Николаич давно и плотно сошли с ума, он понял уже давно, примерно на третьем или четвёртом счёте до десяти миллионов. Его Семён практиковал на досуге, раз за разом начиная с нуля и доходя, спустя продолжительное время, до десяти миллионов. Бесконечные цифры в уме помогали не сойти с ума окончательно, как его невольные соседи по кухне. Но случившийся с ним позор при последнем визите туда выбил его из привычной колеи. Как он мог поверить в серьёзность их вопросов, ведь сразу было ясно, что это безумная вакханалия сумасшедших людей! Цифру, на которой его прервали, он так и не вспомнил, а начинать сначала пока не хотелось.

Здесь его взгляд остановился на тёмной прорехе в середине гостиной – входе в спальню Хозяина. Семён понял, что пришло время начать там уборку – то, что он откладывал долгие и долгие десятилетия... Включив свет, он застыл на пороге, не в силах шевельнуться от нахлынувших воспоминаниях о Том дне... Семён стоял в дверях, тихо рассматривая давно высохшее кровавое пятно на полу и полуистлевшую одежду на пыльных костях того, кто когда-то был Человеком.

— Как же его звали? - вслух спросил Семён сам у себя, пытаясь вспомнить забытые сочетания букв и звуков, складывающихся в имя. — А, точно - Вольдемар Борисович... Ну здравствуйте, милчеловек... – пробормотал он. – Хотя, да, нас-то он просил называть его просто – Хозяин.

Семён попробовал щёткой счистить кровь на полу, но она, видимо, уже на молекулярном уровне срослась с напольным покрытием. Тогда он взялся за мумифицированные останки Хозяина – Вольдемара Борисовича. Это вспышкой памяти вызвало в нём череду событий тех дней, которые и привели его к счетоводческим бесконечным кругам под люстрой.

В то время он был обычным студентом Семёном, который обучался в столичном университете разным цифровым штучкам: программированию, поддержкой сетей и внедрению новомодного Искусственного Интеллекта. Этот пресловутый ИИ они запихивали куда можно и куда нельзя – практически любое устройство имело поддержку подобных протоколов, и фантазии студиозусов не было предела. Да и не только студенты развлекались подобным – периодически крупные корпорации выдавали продукты, снабжённые ИИ к месту и не к месту. Уже тогда многие спрашивали: зачем обычному утюгу или чайнику ИИ с выходом в цифровую международную сеть? «Это прогресс.- отвечали Большие дяди. - Вы ничего не понимаете в технологиях, - бубнили они».

В общем, будущее Семёну рисовалось успешным и радужным. Он спокойно учился, дружил с девушками, искал работу на лето. И работа как-то раз появилась откуда не ждали – одна из передовых корпораций "Белая Лилия" объявила набор студентов на летнюю подработку как раз по цифровой специализации Семёна. Они внедряли на рынок новый продукт и для отладки системы набирали студентов на лето. Продукт был революционный – вместо тупенького ИИ, как у конкурентов, корпорация решила подключать обычных людей к бытовой технике – по беспроводным технологиям. Например, к чайникам, пылесосам, холодильникам – ко всему, что можно было потом выгодно продать. Чтоб всеми ими управлял человеческий разум, и только он решал, какие сливки покупать к кофеили во сколько кипятить воду для будущих хозяев... Студенты должны были помочь отладить это всё за каникулы – и вперёд, на рынок.

Так обычный студент Семён получил престижную высокооплачиваемую работу – теперь он был Пылесосом Семёном. Конечно, работа занимала не всю рабочую смену – он должен был на пару часов в день приходить в лаборатории "Белой Лилии", где его подключали через специальные точки доступа к корпоративной сети, которая, в свою очередь, соединяла его разум с пылесосом неизвестного Вольдемара Борисовича. Семён полностью утрачивал связь с человеческим телом, на два часа становясь бытовой техникой. Ну и ладно, зато деньги платили немалые, да и работёнка, честно говоря, его не особо напрягала. Поелозишь щёткой по половичкам в коридоре да вымоешь спальню с гостиной влажной тряпкой – всего-то и делов. Конечно, его интересовали философские прения в сети, разгоревшиеся среди противников и сторонников нового веяния, но он-то изнутри видел всю систему работы, поэтому не встревал, предпочитая беседовать об этом с домочадцами: Чайником Николаичем, Холодильником Валентином Петровичем и посудомоечной машиной Тамарой.

Изначально они затеяли игру: кто из них кто в реальной жизни и не затесался ли среди них Искусственный Интеллект от сторонних производителей. Но табличка "Белая Лилия" на всей технике Хозяина подсказала, что все они люди, причем разных возрастов и профессий. Кто-то был пенсионером, нашедшим подработку, кто-то студентом, как Семён, а Валентин Петрович аж инженером из корпорации, отлаживавшим систему изнутри.

Когда Семён подключался к своему пылесосу, Вольдемара Борисовича часто не было дома, поэтому поначалу он с ним и не сталкивался. Только встречая его на выходных, он удивлялся, как может человек не стесняться кучи народа в своей квартире, которые его обслуживают. А потом понял, что Хозяин так к ним и относится – как к обслуге, не более. Семён ежедневно драил полы, вытирал пыль, общался с Холодильником или Чайником... А Вольдемар Борисович специально приносил грязь с улицы, ронял томатную пасту на ковёр или "забывал" закрыть холодильник. Инженер Петрович утверждал, что хозяева специально подбирались никудышные, чтоб максимально нагрузить систему. И дистанционные сотрудники "Белой Лилии" работали, полностью сливаясь со своей техникой, забывая о лежащим где-то в паутине проводов собственном теле. В конце смены Семён подъезжал к базовой станции, нажимал на большую красную кнопку и открывал глаза уже в лаборатории.

За месяц рутинной работы он так привык к мгновенному перемещению, что почти не задумывался о сложностях всей системы. Так что, когда в одно "прекрасное" воскресенье после первого нажатия на красную кнопку возврата в тело ничего не произошло, даже не испугался. Мало ли какие неисправности могут случиться. Подождём и попробуем ещё раз. После третьего не сработавшего возвращения в позвоночнике проявился ледяной гвоздь. А после девятого пустого нажатия стало по-настоящему страшно – что-то случилось.

Он покатился на кухню, чтобы узнать у остальной прислуги, всё ли у тех в порядке. По дороге, заглянув в спальню, увидел, что Хозяин лежит на кровати в странной позе и мелко подёргивается. Гвоздь в спине Семёна стал айсбергом беспокойства. Ему почти удалось доехать до кухни, когда он ощутил всеми своим и электронными потрохами непонятную электромагнитную вибрацию.

— Да что же, в конце концов, происходит? - завопил Семён и отключился. Как видимо, отключились все в квартире, а, может, и во всём городе. Или по всей Земле...

Медленно прояснявшееся сознание застало его там же, в коридоре, только вокруг было пыльно, грязно и мрачно. Попробовав активировать возвращение в человеческое тело, он опять не достиг успеха, - функция была недоступна. «Ладно, нужно что-то предпринимать и разбираться в ситуации, не вечно же мне быть пылесосом», - нервно хохотнув, попробовал включить положительную мотивацию Семён. И покатился осматривать квартиру с целью обратиться к Хозяину, чтоб тот помог наладить канал связи с работодателем и заявить о проблеме. Оказавшись в спальне, он остановился как вкопанный – под кроватью виднелась уже засохшая лужа крови, а с края свисала хозяйская рука, уже изрядно попорченная разложением. «Хорошо, что разработчики ещё не успели внедрить модуль запахов», — подумал Семён, представляя, как пахнет в спальне. Он бросился вон из жуткого помещения, направляясь в кухню, откуда доносились нервная перепалка Холодильника с Чайником.

На кухне царил тот же бардак, только добавились битые стёкла на полу – окно было выбито какой-то силой снаружи. Учитывая 48 этаж, на котором жил Хозяин, хулиганские действия детей с мячом исключались.

— А, Семён Андреевич, - обратился к нему Чайник, - вы тоже с нами и не можете вернуться в своё тело? Все мы недавно подгрузились в наши приборы и не понимаем, что произошло. Не мог бы ты вернуться в гостиную и включить Сетевизор, может он нам расскажет, что происходит?

В гостиной Семён попробовал получить доступ к выключенному Сетевизору – единственному прибору в доме, не имеющего управленца внутри. Хозяин боялся, что тот сможет записывать его частную жизнь на встроенную память, и не стал активировать данную услугу. Пощёлкав каналами, Семён везде встречал только цифровой шум – вещания не было ни в одном из диапазонов, включая устаревшие аналоговые. «Так, а если заглянуть в память устройства? Может она записывала эфиры до момента отключения?»

Глянув последнее, что записал Сетевизор, Семён застыл в ужасе. Пылесос не может покрыться холодным потом, но чувствовал он себя именно так. Постепенно приходило осознание, что это, если и не конец его жизни, то, скорее всего, вечный плен в электронном болване. На нескольких минутах последнего эфира были видны стартующие из шахт межконтинентальные баллистические ракеты, напичканные всем, до чего смогло дорасти человечество в своём стремлении к уничтожению собственной популяции. Там давно не было устаревшего ядерного заряда, но была не менее эффективная засекреченная начинка. Судя по кадрам, обменяться такими "подарками" успели почти все, у кого они были. Этим и объяснялось и состояние Хозяина, и разбитые окна на кухне. Оружие уничтожило людей, но пощадило всю инфраструктуру, включая электросети, или всё, где не требовалось присутствие человека.

А то, что он не может вернуться в своё тело – так это автоматика заблокировала все операции, требуя подтверждения какого-нибудь своего решения от дежурной смены, которая тоже где-то лежит мёртвая. И тело его, подключенное к системам жизнеобеспечения, так и будет исправно существовать в тепличных условиях лаборатории, тогда как сознание навек заперто в простом электронном болване – пылесосе.

Отключившись от Сетевизора, Семён еще долго в ступоре пытался примирить паникующее сознание со случившимся фактом. Отвлекли его от этого вопли с кухни, куда он и направился, чтобы рассказать остальным домочадцам бесперспективные новости. Словно со стороны он наблюдал вакханалию криков пытавшихся спорить с ним и друг с другом бытовых приборов. Сквозь кажущийся звон в ушах он осмысливал их участь как наказание всему человечеству в их лице за пустую самоуверенность...

Замкнувшись в себе, он поехал накручивать круги по центру гостиной, пытаясь обуздать мысли и панику сменявшимися картинками: тело в спальне (надо бы уже помыть там пол...), стол, взгляд на кухню, кресло... И так до бесконечности. Изредка он наведывался в юдоль печали – кухню, где, не имеющие возможности двигаться соседи развлекали друг друга разговорами и воспоминаниями, приносящими только глухую боль. Через несколько лет он понял, что обитатели кухни постепенно сходят с ума, что не удивительно в их-то ситуации. Семён перестал там появляться, найдя себе развлечение – счёт кругов вокруг горящей люстры. Он бесконечно кружился по комнате, в немой безысходности считая круги и вперив взгляд в лампочки на люстре. Их всегда было шесть, но через пару десятков миллионов витков Семён заметил, что они постепенно выгорают. Это вселяло надежду, что резервные системы электрификации здания без человеческого надзора приходят в негодность.

Возможно, когда погаснет последняя из оставшихся в строю двух мерцающих ламп, электричество наконец отключится, давая ему и всем подобным бедолагам блаженную тьму истинной тишины...