Мой особенный путь
Я
Напряженную тишину в кухне нарушает лишь позвякивание ложечки о край кружки.
– Так, – шепчет мама Оля тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Это то, что я услышала? Повтори-ка, Кирюша.
Я, как обычно, ощущаю желание отступить, сменить тему, превратить всё в шутку. Вздыхаю глубоко, прочищаю горло и чётко произношу:
– Я сказал, что решил отказаться от права на Слияние.
Всё. Слова сказаны. Дальше должно быть легче.
– Он решил, – повторяет мама Оля. – Слышишь, Сонь? Он. Решил.
Мама Соня молчит, рассматривая ладони.
Мама Оля швыряет ложечку в чашку. Та жалобно дребежжит.
– Я так и знала, – говорит мама Оля, качая головой. – Я говорила!
Мама Соня встаёт и идёт к буфету. Достаёт из верхнего ящика тёмную бутылку и две рюмки. Садится за стол, неторопливо, словно в замедленном кино, наполняет их коньяком. Одну рюмку тут же опустошает, вторую двигает к Оле.
Мама Оля не смотрит на неё.
– Значит, так. Что это такое? Что ещё за бред? Подростковый протест? Кризис возраста? Это из-за этих дополнительных курсов? Давай подумаем, давай отменим их, к чёрту! Ну, не конец света же, в конце концов!
Я вздрагиваю.
– Это не поэтому, – бурчу я, глядя на ложечку.
– Видишь? – Мама Оля обращается к маме Соне. – Я тебе говорила!
Соня отрывается от созерцания пустой рюмки.
– Это правда, Кир? – спрашивает спокойно. – Ты не шутишь?
– Правда. Какие уж шутки.
– Но ведь Слияние не завтра. Есть время подумать и всё взвесить. Почему ты говоришь об этом сейчас? Ты боишься процедуры?
– Я так решил, – упрямо повторяю я.
– Кирюшенька, – яростно шепчет мама Оля. – Ты, милый мой, ещё ничего не решаешь. Ты несовершеннолетний. Мы за тебя отвечаем!
– К дате Слияния будет совершеннолетний, – замечает мама Соня. – У него будет право отказаться.
– Замечательно, – кричит, всплеснув руками, мама Оля. – И всё – псу под хвост, да?
– И давно ты... решил? – спрашивает мама Соня?
– Да какая разница? Ты поинтересуйся – почему? Или, вернее, из-за кого? Это кто-то из школы? Нет, вряд ли. Дружки сетевые голову морочат?
– Я вас познакомлю, – сказал я, опустив голову.
– Понятно...
– А как же Максим? – спрашивает мама Соня.
Вот тут она попадает в точку. Мама Соня как всегда права. Максим – это проблема. Это очень-очень плохо по отношению к нему.
Но я не хочу по-другому.
– Максим, – оживляется мама Оля. – Что ты ему-то скажешь? У него другого партнёра нет. Он знает?
– Мама, – я повышаю голос. – Максим – мой лучший друг. Но я полюбил другого человека. Мы собираемся пожениться и жить вместе.
– Да люби ты кого угодно! Дождись Слияния и делай, что хочешь.
– Сама же понимаешь – так нельзя, – мягко говорит мама Соня.
Мама Оля резко опустошает рюмку.
Иган
– Разумеется, ты можешь отказаться. Это законное право свободного человека.
Максим стоит спиной ко мне, собирает учебники в объёмистую сумку. Учебников много. Математика, логика, механика, программирование, астрономия. Максим – умница. Всё знает, всё умеет, везде успевает. Не то, что я. Я валяюсь на его диване, сжимая в руке подтаявший остаток шоколадного батончика. Сегодня я не открыл ни одной книги, зато выпил бутылку вредной колы, посмотрел очередную серию «Искателей астероидов» и сочинил два стихотворения – впрочем, их я сразу порвал и выбросил. Бездельник и лодырь, одним словом. И чего они с Иганом так прониклись ко мне?
– Но это касается не только меня, – осторожно говорю я. – Это наше общее дело.
Максим оборачивается. Его худое лицо очень серьёзно, а взгляд больших глаз проникает из-под линз смешных очков, казалось, в самую душу.
– Никто не вправе лишать тебя выбора, – пылко говорит он, раздувая ноздри. – И я не стану.
Если бы я таким манером говорил с мамой Олей, тут же получил бы горячую отповедь, а то и оплеуху. Мама Соня спокойно спросила бы, не шучу ли я. Но Максим никогда не шутит. Всё сказанное им абсолютно серьёзно и искренне. Такой уж он есть. И я до сих пор не понимаю, как могло так свершиться, что мы, такие разные, сведены Алгоритмом в идеальную пару. Понимаю, отчего так радуются мамы: Максим – отличная партия, идеальный носитель психофонда, да к тому же из хорошей семьи. Породниться с действующим руководителем подразделения ИИСа – не только престижно, но и выгодно в самых разных смыслах. Но Иган, кажется, приветлив ко мне совершенно искренне.
Нет, дело, конечно, не во мне. У Максима просто не нашлось других вариантов. Но ведь и у него вся жизнь впереди. Мало ли, как оно повернется.
– Прости меня, – говорю я.
Максим сникает.
– Ты решил? Или ещё раздумываешь?
– Решил.
– И что делать собираешься?
– Пока ничего. – Пожимаю плечами. – В школу ходить. Надо дождаться совершеннолетия.
– А потом?
– Суп с котом, – бормочу я.
– Значит, сомневаешься.
– Слушай, ну в самом деле. Ты же отличник, столько знаешь про Слияние, всю эту теорию. Ты же понимаешь, что это не последний шанс.
– Может, так. А может, нет. Для меня пока что ты – лучший вариант.
– Что, на всей планете? Неужели отец не может подыскать для тебя кого-то получше?
Максим слабо улыбнулся.
– Мог бы – отыскал бы. Конечно, другие кандидаты есть. Но там совместимость похуже. Уж папа-то разбирается. Если... то есть, когда ты откажешься, он будет, конечно, и их прорабатывать.
– Лучше сразу сказать, – говорю я. – Больше времени будет на поиски.
– Делай, как знаешь. – Он вновь отворачивается к столу, принимается переставлять на нём вещи. – Знаешь, я тоже подумаю. Может, тоже откажусь от Слияния.
– Ты с ума сошёл? – Кажется, у меня отвисает челюсть. – Ты, который полтора года все уши мне прожужжал про Слияние, про эволюцию человечества и бессмертие коллективного сознания? Лучший ученик в классе, а может и в школе? Вот в жизни не поверю.
Он вдруг улыбается.
– Ты вправду не понимаешь?
И пока я соображаю с ответом, Максим хватает со стола пустую бутылку из-под сока и запускает в меня. Уворачиваясь, я ударяюсь головой о подлокотник.
– Что-то ты развеселился, – обиженно говорю я, усаживаясь и потирая макушку. – А в школе-то, в школе... Талемиана всё повторяет: Максим – то, Максим – сё, будь как Максим. Знала бы она...
– А я хочу быть, как Кирилл, – отвечает Максим. Он вновь абсолютно серьёзен.
– Макс, ну прости. Ну, получилось вот так...
– Завидую я вам.
Максим открывает шкаф и начинает переодеваться.
– Ты, конечно же, не идёшь, – уточняет он.
– Да как обычно, – вяло оправдываюсь я.
В комнату заглядывает Иган.
– Максим, ты не опоздаешь? Здравствуй, Кирилл.
– Здравствуйте.
– Папа, я уже иду. Ну, Кир, пока.
Он даже не спрашивает, не останусь ли я до вечера. Знает, что не останусь.
Иган пропускает выходящего Максима и вопросительно смотрит на меня. Я поднимаюсь, нахожу свой рюкзак, кулем валяющийся в углу. Всегда приношу хаос в упорядоченную жизнь этого дома. И чего они меня до сих пор не выставили? Подумаешь, совместимость...
Подбодрив себя такими мыслями, я плетусь на выход. Максим уже ушёл, и тишину большого дома нарушает лишь шум из открытой спальни Игана. Хочу дождаться его. Он всегда хорошо ко мне относился, и будет честно сразу признаться, что я не стану осуществлять Слияние с его сыном. Конечно, после этого он не будет столь добр ко мне. Но рано или поздно сказать придется. Уж лучше сейчас.
– Ты что-то хотел?
Мягкий голос заставляет вздрогнуть. Иган стоит в двух шагах от меня. Он в одних плавках и с полотенцем.
– Да, – смущаюсь я. – Мне надо кое-что сказать вам.
– Хорошо. Идём.
Послушно следую за хозяином дома. Мы спускаемся на первый этаж, проходим мимо прихожей и кухни. Иган проходит в душевую, я неуверенно топчусь.
С шумом включается вода, а затем звук пропадает – Иган включает фильтры.
– Извини, у меня мало времени, – объясняет он. – Так что ты хотел сказать?
Я вдруг теряю уверенность. Собирался честно выложить всё Игану, глядя в глаза. Но от его бесплотного голоса, идущего из микродинов, вдруг смутился. Словно на скамье подсудимых.
– На самом деле, я и сам хотел поговорить, – продолжает Иган, не дождавшись ответа. – Я разговаривал с твоей мамой. Что у вас случилось?
– Ругаемся, – честно отвечаю я.
– Что так?
– А она не говорила?
– Нет.
Я развожу руками и тут же понимаю, как это глупо – Иган меня не видит.
– Воспитывает, – говорю.
– Она за тебя волнуется. Да и я тоже. Кирилл, я смотрел последние тесты. Они мне не нравятся. Некоторые показатели ухудшились.
– Совместимость упала?
– Нет, до этого пока далеко. Но динамика настораживает. У вас с Максимом всё в порядке? Вы не ссорились?
– Нет.
– Мне кажется, вы стали отдаляться друг от друга. Вам следует больше времени проводить вместе. Знаешь, три года – это, с одной стороны, хорошо, но в чём-то и мало. Восемьдесят девять процентов – а ведь про прогнозам должно было стать девяносто.
Иган выходит из душа в облаке пара, на ходу обтираясь полотенцем. Его атлетичное мокрое тело блестит от воды. Он высок, строен и мускулист, как античная статуя. Его Слияние прошло четыре года назад, и прошло идеально, по всем канонам. Жил успешный биохимик Игорь, и жил умный инженер Андрей. А стал – один человек, Игорь–Андрей, ИгАн. Сознания двух объединились в одно, а тело Игоря стало сосудом – впрочем, и оно не такое, как прежде – сильнее, здоровее, красивее. Резонанс двух разумов самим своим существованием доказывал, что сознание определяет бытие.
– А как это? – глупо спрашиваю я.
Он понимает, о чём я. Он вообще очень умный. Сверхчеловек. Дуал первого поколения. Впитавший, знания, память и опыт двоих. Получивший бычье здоровье и несколько сот лет жизни в придачу. Успешный резонанс. Пройдет время, и Алгоритм подберёт ему нового партнера, и если все пройдёт удачно, Иган пройдёт еще через одно Слияние, и станет дуалом второго поколения. Как директор Талемианна.
– Переживаешь? – спрашивает.
Я киваю.
– Это нормально. Сам процесс я не помню. Это как сон – куча разных образов, одно перетекает в другое. Потом очнулся – и вроде всё, как и раньше. Только думать словно легче стало – мозги от дури прочистились. – Он рассмеялся.
– Можно я спрошу...
– Конечно. Это важно для тебя. Говори.
– Андрей... Вы помните его?
Вопрос жутко нетактичный. Никто из приличных граждан не вздумал бы такое выспрашивать у дуала.
Иган медленно подходит вплотную ко мне, так, что я ощущаю тепло от его распаренного тела. Он улыбается, и от улыбки хочется спрятаться.
– Я – и есть Андрей. И Игорь тоже. Это трудно представить, но мы – одно. Ты поймешь – потом.
– Когда мы с Максимом станем... Кимаксом?
– Или Маккиром. Мы не знаем, чьё тело станет сосудом для нового би-разума
Конечно, он бы предпочёл именно последний вариант. Но говорить об этом невежливо.
– Ни о чём не беспокойся, – говорит он. – Всё пройдёт в лучшем виде. Я об этом позабочусь.
Я нисколько в этом не сомневаюсь. Иган – видный деятель ИИСа. Он всё проконтролирует. Наверное, даже может повлиять, чтобы на свет появился Маккир, а не Кимакс. Если на это вообще можно повлиять.
Но меня это больше не интересует. Я не стану проходить Слияние. Прямо сейчас, глядя на белокожего манекена Игана, я понимаю, что решение моё окончательное. Но говорить об этом Игану совершенно расхотелось. Он фанатик и маньяк. Всю жизнь-до и жизнь-после посвятил исследованию механизма Слияния. Большой учёный, истово верящий в правильность своей религии. Кропотливо готовящий своего сына к главному шагу в жизни. Не допускающий ошибок. Что видит он во мне? Послушный инструмент, донор разума для своего Максима? Что он так вцепился в меня?
Он не отпустит просто так, понимаю я. С его связями и положением в Институте, он может очень многое. И пусть мне теперь Слияние не нужно. Но найдутся множество людей, ждущие своего часа, часа новой жизни, первого шага на пути к коллективному бессмертию. Которые сделают всё, чтобы этот час наступил.
Например, мама Оля и мама Соня.
– А давно вы с мамой говорили?
– Сегодня.
Иган больше не гипнотизирует. Отходит к стенному шкафу и начинает наконец одеваться.
– Она просила напомнить, чтобы я записал тебя на тесты. Передай, что всё в порядке. Приходи в субботу утром, как обычно.
– А почему Максим никогда не ходит по субботам?
– Ты же его знаешь, – усмехается Иган. – Он такой правильный. Не терпит малейшей несправедливости. Всегда в порядке общей очереди. Не переживай. Вы – отличная пара.
– Ага, – бормочу я, переминаясь. И, пользуясь минутой откровенности, решаюсь задать ещё вопрос. – Скажите, а Максим – он чей сын? Ваш? В смысле, Игоря? Или Андрея?
Лицо Игана каменеет.
– Мне кажется, тебе пора домой.
Талемиана
Полукруглый Атриум звенит от сильного голоса директора Талемианы. Отражаясь от полукруглого свода и аскетически голых стен, слова падают вниз. Если раньше мне были просто скучны занятия по идеологии, то теперь, после принятия решения, они мне неприятны. Меня бесит и этот класс, выстроенный якобы в античном стиле, и деревянные парты-стулья – будто мы живем в каком-нибудь восемнадцатом веке, а не в двадцать третьем, и смирные одноклассники, со щенячьим восторгом внимающие лектору-сверхчеловеку. Талемиана ослепительна, от неё веет силой, красотой и авторитетом. Затянутая в облегающий серебристый комбинезон, демонстрирующий все детали нечеловечески идеального тела, она – дуал второго порядка – расхаживает перед рядами учеников, не отрывающих восторженных взглядов. Меня так и подмывает обернуться, но на первой парте такие фокусы лучше не исполнять, по крайней мере, когда перед тобой – директор.
– Резонанс разумов возможен лишь при максимальном уровне совместимости. Именно поэтому вы должны исполнять все предписания, даже если они видятся вам непонятными. Нельзя пренебречь ни одной мелочью.
Максим рядом сдержан и серьезен. Казалось, он внимает каждому слову, но я-то знаю, что он знает всё это наизусть. Максим очень тщательно готовится к своему Слиянию. Или нашему... нет, уже не нашему.
Даже сейчас, всё решив, я понимаю, что в глубине души сомневаюсь и, что самое поганое, всё еще могу отступить. Так непривычно принимать собственное решение, так неприятно и тревожно внутри, и хочется отмахнуться от зудящей тревоги, вернуться в привычное русло, чтобы всё шло своим чередом...
И пока тревога не превратилась в страх, я потянулся мыслями в поисках поддержки в конец зала, к последним партам, туда, где сидела Светка.
Сегодня Светка не в одиночестве. Рядом с ней – незнакомая черноволосая девочка, нахохленная и настороженная. С ней никто не успел познакомиться. Очередная приезжая из глубинки, переехавшая в столицу ради создания пары с идеальным партнёром, которого ей подобрал Алгоритм. Интересно, она уже познакомилась со своей будущей супругой? Надеюсь, это не Светка... Вряд ли, конечно – к Светке просто всегда сажают новеньких.
Я всё же оборачиваюсь и нахожу взглядом последнюю парту. Светка тут же ловит мой взгляд и радостно улыбается. Новенькая удивлённо косится. Я поворачиваюсь обратно. Талемиана, разумеется, всё видит, но не прерывает лекции.
– Если у вас остались вопросы, задавайте, – бархатным голосом разрешает она. Ободряюще кивает кому-то сзади меня.
– Директор Талемиана, а почему люди сами не могут выбирать себе партнёров?
Это Рифат. Недавно в классе. Только новичок задаст такой вопрос, да ещё самой Талемиане. Но та лишь улыбается, жмурясь, точно кошка.
– Наука о Слиянии разумов – сравнительно новая. Ей немного более ста лет. А уж успешной практики – всего ничего. Пока мы не набрали достаточно статистики, мы перестраховываемся. Компьютер учитывает все биофизические параметры наилучшим образом. Люди же несовершенны и склонны выбирать инстинктами и эмоциями. Я ответила на вопрос?
– Именно поэтому пары всегда создаются однополые? – не отстаёт Рифат.
– Одного пола, одной расы, и даже одного менталитета и круга общения. В этом нет дискриминации или национализма, лишь рациональный подход. Нужных параметров – несколько тысяч, и мы максимально облегчаем Алгоритму задачу. Ещё вопросы?
Всё это мы слышали не раз. Вопросы задают в основном новички, да и те наверняка всё знают.
– Директор Талемиана, а почему дуалы не могут иметь своих детей?
Неожиданный вопрос. Нетактичный вопрос. Задает его черноволосая девочка с задней парты.
Директор Талемиана сдержанно улыбается.
Светка
Она сидит на большом, нагретом солнцем камне и наблюдает за резвящимися в кроне каштана птичках. Лицо задумчиво, мысли витают где-то. Вечно она такая – рассеянная. Светка. Не Светлана, не Света. Светка.
– Они считают себя более высокой эволюционной ступенью, – прерывает она молчание. – Но на самом деле они – тупиковая ветвь эволюции.
О чём бы мы не говорили, тема всегда сводится к Слиянию. Мы и общаться стали на этой почве. Светка из семьи закостенелых натуралов и противников Слияния, всегда была изгоем в классе, лишним членом общества. И общалась она со всего класса только со мною – только я слушал и слышал её.
– Они не могут иметь детей. Сама природа показывает, что совмещение разумов – неправильный, извращённый путь.
– Аппелирование к животным инстинктам не может являться аргументом разумного человека, – процитировал я Кодекс.
– При чём тут животные? – фыркает она. – Желание иметь семью и детей – нормальное желание здорового человека. Разве ты не хочешь?
А вот это мне очень сложно представить. У меня – дети? Да я сам ещё не вырос.
Далеко не сразу я проникся её позицией. И уж точно не сразу она мне понравилась. Длинные светлые волосы, яркие платья, туфельки на каблуках – кто в нашем веке стал бы так одеваться? Не хватает лишь пенсне на цепочке и ридикюля – или как оно там называлось? Даже внешностью Светка бросает вызов минималистичному, практичному обществу – и общество отвечает тем же. Свободу выбора никто не отменял, но и выбор быть одиноким – так себе выбор. Светка разительно отличается от прилизанных одноклассниц в мешковатой унисекс-одежде. Впрочем, влюбился я не за это. Именно общаясь с ней я понял, что я – не единственный сумасшедший в этом идеально правильном мирке.
– Дети – это хорошо, – философски замечаю я.
Светка широко улыбается, соскакивает с камня и плюхается рядом, на траву. Уже десятый час, и роса давно высохла, на земле лежать удобно и уютно. Парк почти безлюден – всё же рановато для отдыха для большинства граждан.
– У нас будет большая семья и много детей, – объявляет Светка.
– Много – это сколько?
– Ну... не меньше троих.
– Ого! – Я аж сел. – Троих?
– А ты против? – Она лукаво щурится.
– Не знаю... Ну, двое – ещё куда ни шло. А что мы с троими-то делать будем?
– Воспитывать, Кирка, воспитывать. У нас в семье трое. Знаешь, как это здорово – иметь брата и сестру?
Нет, я не знаю. Всё это, конечно, непривычно. Болтать – это одно, а если представить, как оно всё будет?
– И ты реально готова родить троих детей? Натурально вынашивать по девять месяцев, а потом рожать? Как в древности?
– Почему в древности? Еще лет сто назад это считалось абсолютной нормой. Да и сейчас многие вынашивают и рожают.
Ага, многие. Маргиналы, бесполезные для общества люди. Непригодные к Слиянию по показателям. Или по убеждениям – как родители Светки.
Вслух я, разумеется, этого не говорю.
– Это вы, дуалофанатики, через пробирки размножаетесь, – ехидно добавляет Светка, будто прочитав мои мысли. – Кстати, а ты уже сдал свой генетический материал?
– Не-а.
– Да ты что! Правда? – Кажется, она искренне удивляется. – А почему? В твоём возрасте уже ведь можно.
Пожимаю плечами.
– Не знаю. Мама говорит – успеется.
– Ну и хорошо. – Она берёт меня за руку и пытливо заглядывает в глаза. – Не хочу, чтобы у тебя были дети на стороне.
Я не успеваю спросить, что такое «дети на стороне» – Светка целует меня в губы. Поцелуй получается неумелый и короткий – всё-таки этому не учат в школе. Кажется, я укусил Светку за губу. Она отстраняется, смущённая, но довольная.
– А ты уже сдала свой материал? – задаю я вопрос, нелепый и глупый – лишь бы стряхнуть неловкость.
– Нет, конечно. И не собираюсь. Я признаю только натуральный способ. Слушай, а как это вообще происходит?
– Что именно?
– Ну, эта ваша сдача материала?
Она абсолютно серьёзна, лишь в глазах плещутся смешинки, а щёки слегка покраснели.
– Приходишь в Институт и сдаёшь, – грубовато отвечаю я. – Отмечаешь свой жетон, берёшь пробирку.
– А потом?
– Тебе во всех подробностях описать, как семенная жидкость извлекается?
– Нет. – Она хохочет. – Во всех подробностях не надо. Ну, то есть, наливаешь ты... в пробирку, и всё?
– Отдаешь лаборанту. Номер пробирки привязывается к жетону. Всё.
– Понятно. – Она вытирает выступившие от смеха слезы. – А откуда ты знаешь, если ни разу не сдавал?
– Так Макс рассказывал.
– Ого, вы такими интимными подробностями делитесь?
– Почему интимными? – Я опять начинаю сердиться. – Обычная медицинская процедура. И вообще, ты же знаешь – нам, партнёрам, надо доверять другу другу. Синхронизация вплоть до мыслей.
– Не придумывай. Насчет мыслей – не доказано.
– Но по статистике... а вообще, не знаю. Это Макс рассказывал. Он все научные новости по Слияниям мониторит.
– Бесит он меня, твой Максим.
– Это у вас, кстати, взаимное.
– И как это его, такого умного и правильного, к тебе в партнёры назначили? – Светка, явно чувствуя моё раздражение, отошла на безопасное расстояние и присела на свой любимый валун.
– Что значит назначили? – Я не понимал, всерьёз она задает такие глупые вопросы или же нарочно пытается меня раздраконить. – Это только вы, натуралы, сами с собой спариваетесь, как захотите. А совместимость разумов только Алгоритм просчитать может. И то предварительно.
– Бе-бе-бе! Вы просто завидуете нам. Ай! – Она уворачивается от пучка травы, брошенного мной. – Так у вас с Максимом идеальная совместимость?
– Да нет... восемьдесят девять процентов. Это допустимо, но совсем не идеально.
– Как же вам разрешили?
– Ну, сама знаешь, кто у Макса папа. Ему попробуй не разреши...
– Так он же сыном рискует!
– Риск минимальный, он говорит. Если соблюдать все рекомендации... Да и вообще, у Макса другого варианта нет. Ему только я подхожу.
– А у тебя? У тебя другие варианты есть?
Вот тут она ставит меня в тупик.
– Не знаю, – бормочу. – Никогда не задумывался.
– Вот ты растяпа! – Она вновь хохочет. – Совершеннейший оболтус. Нет, серьёзно, как тебя ещё в школе терпят? Я думала, я худшая по успеваемости, а худший, оказывается, вон кто, за первой партой сидит, глазки Талемиане строит. Тебя чего еще не выгнали?
– За выдающиеся спортивные достижения, – огрызнулся я, демонстративно делая вид, что ищу что-нибудь поувесистей пучка травы.
– Что есть, то есть. И стихи у тебя здорово выходят. Почитаешь что-нибудь новое из своего?
– Нет.
– Ну, почитай!
– Не хочу. И вообще, дурь это. Я как стал их записывать по твоему совету, так психопоказатели ухудшились. Даже Иган заметил.
– Ну и что? Теперь-то всё равно. Или... Ты ещё можешь передумать?
– Не знаю, – говорю я равнодушно. Теперь моя очередь её позлить. – Может, ещё и передумаю.
Но она раскусывает меня в два счёта.
– Да, конечно, – отвечает она смиренно. – Вернёшься к Максиму. Будете продолжать... синхронизироваться. Вы уже спите вместе?
Она вскакивает за секунду до того, как я бросаюсь в погоню. Она несётся по газону, распугивая хохотом голубей, но в конце концов я догоняю, и мы валимся на траву.
Теперь моя очередь её целовать.
Мама Оля
Я возвращаюсь домой, когда начинает вечереть. Иду от парка пешком три часа, через исторический центр со старой застройкой до нашего района с блестящими жёлтыми многоэтажками. Во дворе, согнувшись, неторопливо сметает мусор тётя Ира.
– Здравствуй, Кирюш, – тепло улыбается она. – Ты с занятий?
– Здрасьте. Да-да. – Я по привычке прохожу мимо. И только в подъезде вдруг осознаю, как глупо выглядит моя привычная отстранённо-презрительная вежливость, ведь я скоро стану сам, как тётя Ира – маргиналом, которому общество доверит лишь самую бесполезную, самую ненужную работу. И стану по собственной воле.
Мама Оля сидит на кухне. На столе – пустая рюмка, кружка с ложечкой и смятая блистерная упаковка. Пахнет кофе и лекарствами.
Понятно.
– Иган сказал, ты не пришёл на тестирование, – говорит, глядя в кружку. – Можно узнать, почему?
– Мам, – отвечаю как можно мягче. – Я же всё объяснил. Мне это не нужно. Я не стану проходить Слияние. Всё.
Она закрывает глаза и шумно выдыхает.
– Значит, не передумал. Хорошо. Присядь, поговорим.
Мне очень не хочется снова мусолить одно и то же, к тому же я знаю, чем это закончится – криками и истерикой.
– Мам, я в душ.
– Присядь, – с нажимом повторяет она. – Выслушай меня, а потом подумай. Это недолго. Мне на работу скоро уходить.
Она довольно спокойна, и это подозрительно. Сажусь на край стула.
– Хорошо.
– Кирюшенька... ты только выслушай до конца, хорошо? Тебе трудно будет это принять, но... Ты только скажи, всё дело в девочке этой, Светлане? Или есть что-то ещё?
Даже не хочу спрашивать, откуда она узнала про Светку.
– Да, в ней, – ровно отвечаю я. – Мы с ней... встречаемся. Мы хотим создать семью и жить вместе.
– Ага, – кивает мама Оля. – Как натуралы? Это она тебя научила?
– Какая разница, она – не она? Мы так решили.
– Ладно, ладно. – Мама чувствует, что я начинаю злиться, и сбавляет тон. – Но ведь вы ещё несовершеннолетние. Вы не можете сейчас это решать.
– Всего полтора года осталось. Подождём.
– Да, да. Но ведь... и нам с Соней полтора года. Кирюша, давай договоримся. Потерпите. Ладно, у тебя своя жизнь, решай сам, как ей распоряжаться. Но если ты откажешься сейчас, Иган нам жизни не даст. Он сделает всё, чтобы наше с Соней Слияние не состоялось. Ну, или хотя бы задержалось. Потерпите. Мы двенадцать лет уже ждём.
– Ничего он вам не сделает. Не имеет права.
– Право... У нас, Кирюш, одно право – это Институт. Все там у него под колпаком – и судьи, и прокуроры. Все стоят на очереди, все хотят стать бессмертными. Думаешь, кто-то станет ссориться с руководителем филиала Института?
Молчу. В чём-то она права.
– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я. – Оставить всё, как есть? Притворяться?
– Да. Да! Притворяться. А что такого? Раз уж ты решение своё не хочешь менять.
– Не хочу. У нас со Светкой будет семья и дети.
– Дети? О, Господи, Господи, Господи...
Мама Оля закрывает лицо ладонями и тихо всхлипывает.
– Я подумаю, – хмуро говорю я. – Но ты же понимаешь, мы всё равно будем со Светкой встречаться. Будет рассинхронизация с Максом. Иган всё равно заметит рано или поздно.
– Да. – Мама Оля кивает, обтирая слёзы. – Уж я-то знаю. Но это шанс. Если, конечно, Максим не проболтается.
– Он не проболтается. Мам, тебе на работу не пора?
– Пора. – Она встаёт. – Пора.
– Может, не пойдёшь? После коньяка-то?
Она устало машет рукой и выбирается из-за стола.
– Иган так и так вышвырнет. Но ты подумай, Кирюш. Хорошо подумай. Спешить тебе некуда. Да и со Светой этой жизни тебе не будет всё равно.
– Да почему? – вспыхиваю я. – Что ты так сразу предвзято? Раньше же жили люди, вот так, мужчины с женщинами, без этих Слияний, алгоритмов, очередей. И детей рожали сами, ни у кого не спрашивали.
– Детей? – кричит она. – Детей? Да не будет у вас детей!
– Почему? – Я тоже теряю контроль и начинаю орать. – Почему это? Кто так решил?
Она замолкает. По щеке сбегает слеза.
– Мы, Кирюша. Мы решили, я и Соня. Девять лет назад. Прости меня.
Я медленно опускаюсь на стул, с которого секунду назад вскочил.
– Ты же знаешь: у дуалов не может быть своих детей. Именно поэтому генетический материал сдают до Слияния.
– При чём тут я?
– Да у тебя уже было Слияние! Неужели ты ничего не помнишь?
– Нет... глупость какая! Как можно этого не помнить? Ты это только что придумала?
– Если бы... Ты уже – дуал, Кирюша. У тебя не может быть натуральной семьи. Помнишь, в восемь лет ты долго лежал в больнице?
– Да. Но... погоди, но так не бывает. Почему никто об этом не знает?
– Те, кто надо – знают. Всё, Кирюша. Господи, неужели рассказала? Думала: сразу легче станет. А, ладно. Пошла я собираться.
– Подожди! Расскажи всё толком!
– Нет. – Мама Оля покачала головой. – Больше ничего не скажу. Не могу сейчас про это... Я тоже живой человек, Кирюш. Думай.
Она уходит. Я слышу, как затворяется дверь. Подхожу к окну. Вскоре мама Оля появляется во дворе. Тетя Ира встает со скамейки ей навстречу, что-то говорит, но мама Оля раздраженно отмахивается и уходит.
Я выключаю свет и сижу на кухне. Мысли роятся, словно перепуганные мошки. То, что сказала мама, не укладывается в голове. Я – обычный человек. Я всегда был обычным. Ничем не выдающимся. Да, на соревнованиях я был лучшим по школе, но кому нужны спортивные достижения? Дуалы – не просто долгоживущие. Объединённый разум работает в разы эффективнее, и даже тело подстраивается под мощь нового сознания – становится моложе и здоровее. А я – обычный. Всё это невозможно. Да и зачем бы это скрывали? Дуалам – прямая дорога в элиту общества, на самые важные должности.
Только один человек мог бы мне всё нормально объяснить. И я терпеливо жду, когда этот человек придёт со смены.
Мама Соня
Она неторопливо проходит на кухню, молча проходит мимо, включает нагреватель. Заваривает чай. Садится напротив. Я смотрю на неё, она – на меня. Я молчу, не зная, как начать. Она, видимо, тоже.
– Она всё тебе рассказала? – тихо спрашивает.
Давлю поднимающуюся внутри злость.
– Я не знаю, что – всё, а что – не всё, – как можно спокойней отвечаю я. – Расскажи по-нормальному, что вообще происходит.
Она кивает, задумавшись.
– С тех пор у нас всё и разладилось, – начинает мама Соня. – Я ведь к Оле аж с Камчатки ехала. Мы так радовались, что нашлись друг для друга. Совместимость девяносто шесть процентов. Это потом я поняла, что радовалась она больше для виду. Сама себя убеждала. Тебе тогда семь было, и вы жили вдвоём.
– Я совсем детства не помню.
Соня бросает на меня быстрый взгляд.
– Оля была из семьи натуралов.
Кажется, я вытаращил глаза.
– Да, Кир. Она жила с мужчиной – твоим отцом. У вас была семья. Потом что-то случилось – я не знаю точно, что. Она не любила об этом говорить. Кажется, олин муж погиб в шахте. Ну, ты же понимаешь, на опасных работах только натуралы работают. Она переживала, конечно, а через какое-то время встала на учёт в Институте – кто-то ей подсказал, что так пособие гораздо больше будет. Ей деваться некуда было. А потом компьютер подобрал ей меня как идеальную пару. Я приехала. Познакомились. Ну, сынок есть, что ж с того. Усыновлять уж не придётся. Мы жили неплохо. А потом...
Я слушал, затаив дыхание.
– Ты тоже стоял на учёте – так положено было. Я толком и не знаю, что с тем мальчиком произошло. То ли операция неудачная, то ли авария.
– Каким мальчиком?
– Антоном. Спасти его могло только срочное Слияние.
Я чувствую себя идиотом.
– Какое срочное Слияние? Это что такое вообще?
– Да, – кивает мама Соня. – Так делать нельзя. Оптимальное время Слияния рассчитывается компьютером. Учитывают кучу факторов – биологических, психических, физических. Мы с Олей тринадцатый год ждём. Но тогда... так вышло, что у вас с Антоном была прекрасная совместимость. Не идеальная, но всё же. Родители его очень просили, умоляли.
– Родители?
– Да, разнополые. Не фанатики, тем более, слияние для них был реальный выход спасти сына. Иган... тогда ещё Игорь... он отвечал за экспериментальный отдел в Институте. Он решил рискнуть. Родители Антона сразу подписали все бумаги, а Оля... она до последнего сопротивлялась. Всё же без подготовки, наскоком. Она не хотела тобой рисковать. Но Игорь умеет быть убедительным. Сказал, что максимум, что тебе грозит при неудаче – фрагментарная потеря памяти. Они обещали деньги... Всё продали, что у них было. А Игорь, он намекнул, что подвинет нашу очередь на Слияние, если мы согласимся. Это потом я поняла, что врал, лишь бы уболтать. В общем, я уговорила Олю. Кажется, она до сих пор этого мне не простила.
Мама Соня замолкает. Принимается пить чай. Я собираюсь с мыслями.
– Так я не понял – ничего не получилось?
Мама Соня щурится.
– Официально – нет. Тебя забрали в больницу, а Антон... Но родители его не поверили. Они были убеждены, что всё прошло успешно, и что Антон – теперь часть тебя. Прав у них никаких нет. Тебе даже документы менять не стали. Но Иган... Игорь тогда радовался, как ребёнок. Он сравнивал показатели до и после и сказал, что всё получилось. Ты стал дуалом, Кир. Человеком Изменённым.
– Я не верю. Я не чувствую ничего.
– А что ты должен чувствовать? Откуда ты знаешь, каким ты был бы без этого? Тем более, потеря памяти и правда произошла. Оля сказала, ты изменился. Стал менее управляемым, более эмоциональным. Другим.
– Но Слияние совершенствует психику, а не расшатывает её! Я должен был стать умнее, сильнее.
– Ты стал сильнее. Здоровье твоё аномально для обычного человека. Разве ты не задумывался, почему никогда не болеешь? Или почему ходишь на тесты отдельным порядком?
– Я думал, мама Оля договаривается...
– Ага... Это Иган распорядился. Он лично занимается твоими делами. Любой специалист сразу бы заметил отличия твоих показателей. Нет, ты для него слишком лакомый кусок, чтобы просто так отдавать кому-то. Я не знаю, но думаю, он может вмешиваться в базы данных, чтобы Алгоритм не подобрал для тебя лучшего партнёра, чем Максим.
– Зачем?
– Сам не понимаешь? Для Максима это шанс сразу прыгнуть на уровень выше, стать дуалом второго порядка.
– Но Максим – не дуал. Это рискованно, вот так – через ступень.
– Игану всё равно. Это эксперимент всей его жизни. А Максим... он ведь ему не родной. Он усыновил его. И кто знает, для каких целей?
– И вы всё это знаете и...
– А что? Что мы можем сделать? Иган устроил Олю к себе в Институт – чтобы всегда под боком была, чтобы контролировать. Я никогда его не любила. Но он и правда много сделал для нас. Теперь и Оля ждёт нашего Слияния. Говорит: раз Кирилл через это прошёл, то и мне надо.
Меня начинает подташнивать. Я прикрываю глаза. Кровь стучит в висках. Пальцы дрожат. Значит, вон оно как. Где ты там, Антон? Слышишь меня? Нет ответа. Если Антон и есть, то давно стал частью меня. Может, той частью, которая пишет стихи? Или той, что прогуливает занятия? Той, что любит Светку?
– А кто... они? Родители Антона?
Вопрос этот даётся с большим трудом.
– Тебе это знать не надо.
– Почему?
– У них нет никаких прав. Они тебе никто.
– Но я хочу.
– Нет. Не скажу. И не проси.
Я не помню, как встаю из-за стола. Шум в голове становится невыносимым. Я вываливаюсь из жилого модуля, натыкаясь на стены, забиваюсь в капсулу лифта. Ноги сами выносят во двор. Куда? Куда дальше-то?
– Привет, Кирюшенька. Что с тобой? Тебе плохо?
Тётя Ира смотрит ласково и участливо. Она устало опирается на метлу и пытливо заглядывает в глаза. Всегда она такая, сколько себя помню.
Я вдруг всё понимаю
И в ужасе бросаюсь прочь.
Мы
– Вот такие вот дела, ребятки, – тихо говорю я.
Светка сидит на скамейке, механически обрывая листики с вечнозелёного куста. Ветка рядом с ней почти голая. Максим взволнованно расхаживает вокруг, то и дело поправляя сползающие очки. Вот они – два моих самых близких друга. Без вопросов согласились на общий разговор, отодвинув взаимную неприязнь. Наверное, моё лицо им о многом сказало.
– Невозможно, – бормочет Максим. – Но многое объясняет, очень многое.
Я сижу на нагретом солнце асфальте, вспоминая, как вчера утром мы гуляли здесь со Светкой. Как же это было здорово. И как давно.
– Мне как-то попались базы данных. – Максим продолжает бубнить. – Не знаю, как они оказались в Сети. Мне стало интересно, и я провёл предварительные расчёты. Из нескольких тысяч человек я нашёл трёх, которые подходили мне лучше, чем ты. Помню, я так удивился. Ведь папа всегда говорил, что ты – мой идеальный партнёр, и никого лучше нет. Я показал ему расчёты, а он так разозлился. Велел не лезть туда, где ничего не понимаю. Это я-то не понимаю? Зачем ему всё это? Зачем ему... ты?
– Для эксперимента, – отвечаю я.
Или для себя, добавляю мысленно. Но Максу этого слышать не надо. Достаточно с него на сегодня. Он потом поймёт.
– Я всё равно буду любить тебя, понял? – говорит Светка со злостью. – Я тебя полюбила таким, какой ты есть. Мне всё равно.
– А дети? – тихо говорю я.
Она отворачивается.
– А что – дети? – останавливается Максим.
– У дуалов не может быть детей, – терпеливо, словно маленькому, поясняю я.
Светка отмахивается, вытирая глаза ладонью. Максим открывает рот, морщится, качает головой.
– Куда ни плюнь – засада, – цитирую я капитана Пирра из «Искателей астероидов». – Если всё это правда, то я не знаю, что делать.
– Давай рассуждать логически, – предлагает Максим. Светка фыркает.
– У тебя сейчас два очевидных выбора, – рассуждает Максим. – Первый: вернуть всё, как было. Никому ничего не говорить. Живём, как жили. Мы с тобой ждём своё Слияние.
– Не подходит. Не хочу.
– Погоди! Надо всё взвесить. Второй путь: ты отказываешься и объявляешь об этом, как и собирался. Что тогда будет – не знаю.
– Понятно, что, – зло говорит Светка. – Кира исключают из школы. Да и меня тоже. Его семью исключают из очереди на Слияние. А потом твой папочка ещё как-нибудь надавит, чтобы добиться своего.
Максим хлопает глазами, ошеломлённый её напором.
– Ты знала это с самого начала, – возражает он.
– Ничего я не знала! Я думала, Кир – обычный мальчик! И я – обычная. Понимаешь? Кому мы нужны? А оказывается, Кир – чуть ли не секретный проект. Экспериментальный образец!
– Подопытная крыса, – добавляю я.
– Кто его теперь отпустит? Понятно, что отец твой включит всё своё влияние, чтобы добиться своего.
– А я тут при чём? – тихо говорит Максим. – Я сам ничего не знал.
– Он прав, Света, – поддерживаю я. – Макс сам – часть эксперимента. Не кричи на него.
Она замолкает. Наверное, оттого, что первый раз назвал её Светой.
Максим садится рядом со мной.
– Есть и третий путь, – говорит он. – Сеть.
– Что – Сеть?
– Папа очень не любит всякие слухи и вбросы на тему Слияния. Помню, как он злился, когда те базы всплыли. Если рассказать твою историю в Сети, то, может, общество обратит внимание.
Это была хорошая мысль. Я даже начинаю в красках представлять все эти передачи, ролики, посты. Пресс-конференции, журналисты. И понимаю – не верю. Будет не так. Тема Слияния – самая трендовая. Людей будоражит возможность приобщиться к бессмертному коллективному разуму, пусть большинство даже не представляет, как это будет. Эксперимент со мной – ещё одна ступенька на пути к прекрасному новому миру. Что значат мои желания и терзания по сравнению с пользой для общества? Верно – ничего. Эгоизм – удел маргиналов и натуралов. Граждане даже не поймут, отчего я возмущаюсь, а многие даже осудят мою позицию. Как же, уже прошёл первую ступень, и скоро вторая, а ещё и возмущается. А ведь некоторые ожидают всю жизнь.
Максим смущённо протирает линзы.
Светка тихо выругалась запрещёнными словами.
– Кир, а пошли к нам.
– Куда?
– Домой. В гости.
Я растерянно смотрю на Макса. Последние три года я бываю в гостях только у него. Синхронизация, чтоб её...
– Чай будем пить. С пирогом. Мама вчера пекла, с малиной. Пошли, а?
– Самое время пить чай с пирогом, да?
– Чай с пирогом никогда не повредит. Так мой папа говорит. А он очень умный. Он обязательно нам что-нибудь посоветует.
– Он разбирается в Слиянии? – спрашивает Максим.
– Вообще не разбирается и не интересуется. Он фермер. Разводит натуральные овощи.
Она соскакивает со скамейки и тянет меня за руки. Неохотно поднимаюсь.
– А ты чего сидишь? – это Максиму.
Тот хлопает глазами.
– Тебе особое приглашение надо? Идём.
– А... это удобно? – лепечет он.
– Господи, какие же вы оба дурные! А ещё в коллективный разум собрались.
Светка по-хозяйски берёт нас за руки, и мы идём к остановке аэробуса.
Светкин папа оказался таким, как я его и представлял – кряжистый мужик с лысеющей макушкой, густой окладистой бородой и большими умными глазами. Ему бы красную шубу и посох – вот и сказочный Дед Мороз собственной персоной. Мы сидим за крепким деревянным столом и пьём чай с вареньем и пирогом. Я говорю, а он слушает.
Я первый раз у Светки в гостях. Приняли нас очень радушно. То ли Светка много обо мне рассказывала, то ли у них в принципе так заведено. Семья их живёт на окраине, в небольшом изолированном домике старой постройки, со своим двором, занятом полупрозрачными теплицами. Сидя за накрытым узорчатой скатертью столом, я невольно проникаюсь обстановкой и атмосферой. Допотопный кирпичный дом внутри был старомодно, но мило обклеен бумажными обоями, на подоконниках стояли живые цветы в горшках, а стены, казалось, пропитались вкусными запахами – похоже, здесь постоянно что-то готовят. На столе стоит керамическая посуда, плетёные корзинки с печеньем и пирожками и настоящий древний самовар. Самовар! Светка сидит напротив меня, рядом с отцом, и то и дело подкладывает сладости Максиму на тарелку, от чего тот жутко смущается.
Выговорившись, я допиваю остывший чай.
– Вкусно? – спрашивает светкин отец у Максима.
– Да, – отвечает тот робко. – Очень. Даже странно.
– Отчего же странно?
– Ну, – осмелев, продолжает Макс. – Нам на уроках говорили, что сублиматы полноценней и полезней, чем натурально выращенная еда. И вообще, это атавизм.
Он смущённо смотрит на надкушенную булочку и замолкает. Но светкин отец лишь смеётся.
– В шахте или космосе без сублиматов никак, – отвечает он. – А дома отчего ж и не побаловать себя вкусненьким? Тут уж надо подходить разумно. Так и с тобой, Кирилл.
– А что со мной?
Он покряхтывает
– Ох, и нарассказывал ты... Звучит, как фантастика. Такое, наверное, нарочно не выдумаешь, так что, думаю, правда всё это.
– Пап, что нам делать? – вмешивается Светка.
Молчит.
– Мама твоя, Кирилл, женщина неглупая, судя по всему. Уж наверняка она много чего передумала на этот счёт, побольше нас с тобой. Тебе надо поступить, как она просит.
– То есть делать вид, что ничего не произошло?
– Именно.
– Папа, как же так?
– Тише, тише. Всё бы вам, молодым, торопиться. Ничего страшного пока не произошло. Подождите вы эти полтора года.
– А показатели?
– Да и хрен с ними! – От неэтичного выражения Максим краснеет, да и я, наверное, тоже. – Пусть подозревают, а доказательства где? Тем более, соль же не в этих ваших тестах, как я понял.
– А потом?
– Потом... Вы достигнете совершеннолетия. Выпуститесь из школы. Что делать, если без этого никак? Семья твоя, Кирилл... пусть уж делают своё Слияние, если к тому времени не передумают. А потом... тогда и жениться вам можно.
– Па, ну ты же понимаешь...
– Чего?
– Ну, ты сам говорил, правильная семья, всё такое...
– У дуалов не может быть детей, – приходит Максим на выручку.
– Вот это самое, – опускает глаза Светка.
– А хрен его знает, – весело говорит светкин папа. – Может, и получится.
– Но наука говорит, что это невозможно.
– Много чего ваша наука говорит. И про алгоритмы ваши, и про совместимости. А Кириллу за одни сутки всё сделали и не парятся. Так и с детьми.
– Так что... – Светка оживает на глазах. – Ты думаешь?..
– Пробуйте, – пряча улыбку в бороду, говорит отец. – Не прямо щас, конечно. Потом, как женитесь.
– Вообще это будет интересный эксперимент, – говорит Максим. – Дуал с не-дуалом. Никто же не проверял.
– Ты же отцу не расскажешь? – Светка заглядывает ему в лицо. Тот смущённо отстраняется.
– Не скажу, не бойся.
– У тебя будет время, чтобы потихоньку искать себе другую пару, – говорю я ему.
Максим с сомнением смотрит на недоеденную булочку и отправляет её в рот.
– Увидим, – загадочно говорит светкин папа.
– Пап, а можно мы и завтра придём? – тараторит Светка. – Посидим все вместе. Макс, ты придешь? Пап, я Тину позову, можно? Макс, она тебе понравится. Это новенькая наша, Кир, мы за одной партой сидим, она ничего, ну, имя дурацкое, конечно, и кто только в наше время так людей называет? – Она хохочет, вновь превращаясь в мою Светку.
– Значит, просто пробуем, и всё? – бормочу я. – Такой, значит, мой путь? Особенный.
– Почему же особенный? – не соглашается светкин папа. – Самый что ни на есть обычный. А давайте ещё чаю?