Юлия Синдаровская

Память твоего тела

Яркий свет полуденного солнца резанул глаза, Янис зажмурился и застонал: вместе со светом пришла и боль. А может и не пришла, а вернулась. Сейчас ему казалось, что эта боль была всегда. Жила в нем, родилась и росла вместе с ним, глубоко пустив корни внутрь, стала его частью. А возможно и нет. Может это только выдумка, лишь плод его сознания...

— Вы очнулись! Вот и замечательно! — пожилой доктор в белом халате ласково, чуть ли не с отеческой любовью посмотрел на него.

Седые волосы эскулапа, его аккуратная бородка, и странный халат старинного покроя вызывали ассоциации с докторами из детских сказок. Вдобавок, на носу врача красовались очки с прозрачными стеклами, видимо, для коррекции зрения.

«Кто сейчас носит очки?» — первая мысль пришедшая в голову Яниса была настолько нелепой, что развеселила его самого и он слегка улыбнулся.

— Улыбаетесь, — вот и чудесно! Положительные эмоции — важный шаг к восстановлению.

— Я так понимаю, что нахожусь в больнице, — Янис не шевеля головой обвел глазами светлое помещение, которое сложно было принять за что-либо иное, кроме больничной палаты.

Но доктор просто засиял, услыхав его слова:

— Совершенно верно, больничная палата. Устаревшей планировки. У нас в шутку ее называют антикварной. Обратили внимание на все эти приборы, трубки, аппараты?

— Откровенно говоря нет, — признался Янис и добавил, — а вот ваши очки меня поразили.

— Ах, очки! — доктор засиял еще сильнее, — они необходимый атрибут.

— Как часть карнавального костюма на балах, чтобы соответствовать эпохе, — сразу догадался Янис.

— Очень верное сравнение. Здесь все, как в старые добрые времена, даже персонал подобран из живых людей. Ни одного андроида, как вам такое! — похвалился доктор.

— Хм. Однако, современные методики и аппаратура гораздо действеннее той, что была несколько десятилетий назад, — усомнился сообразительный пациент.

— Это лишь внешнее сходство, под этим «костюмом», передоверившие технологии, — заверил его врач, похлопав по корпусу какого-то аппарата.

— Тогда зачем... — начал Янис, но приступ головной боли, как будто подкравшийся из-за угла бандит, внезапно и резко ударил с новой силой.

Боль, к которой казалась уже привык, показала на что она способна: Янис сжал зубы, зажмурил глаза и уже не пытался подавить стон. Ему уже было плевать на то, кто и что подумает. Ему сейчас вообще на все было плевать — хотелось умереть, или потерять сознание, или принять «розовое сияние», наркотик, который, подавляет все без исключения болевые рецепторы, или... Да что угодно!

— Тише, тише, — заботливо сказал доктор, зачем-то поправив безукоризненно лежавшую подушку, — нельзя сильно напрягать мозг.

Ваши органу чувств восстановлены лишь процентов на восемьдесят, а о полном восстановлении мыслительных функций и памяти, пока и говорить рано.

— А что не так с моей памятью? — Янис вопросительно посмотрел на доктора.

Тот одарил его удивленным взглядом, промолчал, посмотрев на какие-то объемные фигуры, изгибы и графики, возникшие в воздухе над допотопным аппаратом.

«Значит доктор не врал, и внутри этой нелепой металлической коробки действительно обычные медицинские приборы», — с облегчением подумал Янис.

— Забыл представиться, — вдруг сменил разговор собеседник, — доктор Джонс.

— Очень приятно, — ответил Янис, не придумав ничего более оригинального — а я...

Он задумался, вдруг осознав, что не помнит своего имени. Более того, он не смог вспомнить ничего о себе: семья, друзья, профессия или род занятий, привычки, умения.

— Я не помню, доктор, — он поднял умоляющий взгляд на лечащего врача, словно тот мог щелчком пальцев исцелить его, а затем повторил с отчаяньем и болью — не помню.

— Это не беда, — Джонс, наоборот, был полон оптимизма и радости, — вы прекрасно владеете речью. Одного этого было бы достаточно для первого дня в сознании. Однако, вы сразу распознали очки и больничную палату, а это говорит о том, что синоптические связи не полностью разорваны.

— Да, я разговариваю с вами, но не могу сказать, знаю ли еще какие-то языки. Да что там языки, я и внешности своей не помню!

Янис поморщился, но не от боли, которая постепенно отступала, а от своей беспомощности.

— Погодите, вот пройдет время и вы все вспомните, — заверил его Джонс.

***

По прошествии нескольких дней Янис полностью восстановился физиологически: срослись переломы, восстановились поврежденные участки кожи, мышцы снова были в тонусе, даже ужасная головная боль осталась в прошлом. О перенесенной ужасной аварии напоминали лишь шрамы, которые благодаря усиленной клеточной терапии были почти не заметны.

Но отношении его психологического состояния практически ничего не изменилось. Он так и не вспомнил ничего о том, что касалось непосредственно его личности или его жизни: ни своих близких, ни прошлого, ни рода деятельности. Интересно, что географию, историю, социологию, политологию и другие науки Янис помнил отменно. Он узнавал портреты композиторов, их произведения, но не мог с уверенностью сказать играл ли сам когда-то хоть на каком-то музыкальном инструменте. То же было и с живописью, архитектурой, техникой.

Доктор Джонс, разговаривая с его родственниками лишь разводил руками: мозг субстанция тонкая в ней нельзя ковыряться столовой ложкой. «Погодите еще денек», убеждал их он, но дни складывались в недели, а недели в месяцы, но память так и не возвращалась.

Все это время Янис оставался в частной клинике, расположенной на громадной территории старинного поместья. Здесь было все для отдыха и восстановления после психологических травм: большой внутренний двор с парком и беседками, пара озер, близкая роща и темневший вдали лес. Никаких бензиновых или газовых приборов — исключительное использование солнечной энергии и электрокаров для передвижения.

Однажды, отчаявшийся Янис заявил, что готов пойти на любые риски и разрешить использовать себя в качестве подопытного для изучения новых методик лечения амнезии. Тогда Джонс поразмыслив, спросил:

— Вы знаете, что такое стволовые клетки?

— Естественно, — с легким вызовом ответил Янис, а потом, понял что имел в виду доктор и сменив тон произнес — то есть я помню об этом. Их используют для омоложения и лечения сотен заболеваний, в том числе онкологических, а еще для восстановления различных поврежденных органов, ээээ... почек, коленных суставов.

— Конечно-конечно, — не стал отрицать доктор очевидные вещи, потом замолчал и присел рядом на скамейку.

Джонс посмотрел в сторону, сделав вид, что его очень заинтересовали посетители, входящие во внутренний двор. Потом он перевел взгляд на окна лабораторий, располагавшиеся на втором этаже.

Чтобы прекратить затянувшееся молчание, Янис произнес.

— Вы хотите мне предложить метод лечения стволовыми клетками?

Доктор как будто очнулся бодро сказал:

— Цитологи выделяют несколько разновидностей стволовых клеток. Но, как говорят ученые, у этих клеток общая троекратная суть: самообновление, деление и потентность или специализация, чтобы было понятнее. То есть они могут становиться тканями любых органов. На этом и основано восстановление, как вы правильно заметили, почек, суставов, сердечной мышцы — да всего, чего угодно!

— Не понимаю, как это может быть связано, — растеряно пробормотал Янис — амнезия и обновление. Это как будто взяв чистый лист бумаги пытаться найти на нем рисунок.

— Справедливое замечание, — согласился Джонс, и вкрадчиво продолжил — Но известно ли вам, что на сегодняшний день в медицинской практике используют мультипотентные и плюрипотентные, то есть зародышевые стволовые клетки?

Янис лишь дернул плечом, дав понять, что это ему ни о чем не говорит, доктор решил пошутить:

— Не переживайте, для получения клеточного материала младенцев не обижают. Уже давным-давно такие клетки научились получать из ваших собственных — сдался Джонс, и видя равнодушие собеседника, почти умоляюще спросил — можно задать еще один вопрос? Он касается животного мира.

Янис снова не ответил, лишь дернул плечом, выражая согласие.

— Тирриопсис. Это вам о чем-то говорит?

— Это какое-то ископаемое? — Янис наморщил лоб, — простите, доктор, но я либо ничего не помню, либо ничего и не знал об этом, как его...

— Тирриопсис, — подсказал Джонс и поставил вопрос по-другому — Ну тогда, возможно, вы что-нибудь слышали о вечной медузе?

— А, это она! — Янис оживился.

— Совершенно верно, — Джонс был доволен.

— Кто же о ней не знает! Но, мне кажется, ее секрет так и не раскрыт. Или я все-таки чего-то не помню?

— К, сожалению, это правда. Ученые всего мира не оставляют надежду на то, что смогут использовать ее гены для поворота процесса старения. Как эта хитрая бестия умудряется из взрослой особи снова возвращаться в стадию полипа?

Вопрос заданный доктором, естественно, остался без, ответа, да он и не ждал его — целью Джонса было заинтересовать Яниса, и это ему удалось.

— Даже если бы это сработало, я не вижу в этом смысла: если обновить клетки моего мозга, разве они сохранят воспоминания? Это равносильно тому, как пытаться найти стертый рисунок на девственно чистом листе бумаги. Вы его не отыщете, потому что его там никогда не было!

— А кто сказал, что я собираюсь обновлять ваши нейроны?

— Тогда, я не понимаю, что вы предлагаете сделать.

— Должен предупредить, что методика это новая и почти не применяемая ранее на людях, поэтому... — доктор замялся.

— Док, давайте пропустим расшаркивания и поговорим начистоту. Уж не знаю, был ли я связан с наукой в моей жизни, но я прекрасно понимаю, что собой представляют экспериментальные методики лечения. Непредсказуемые результаты, побочные эффекты, неожиданные как для исследователя, так и для испытуемого. Но я торчу здесь уже больше двух месяцев и, судя по всему, прогресса в восстановлении памяти не намечается. Согласен, я могу заново познакомится с семьей, освоить какую-то профессию, начать жить странной, но отчасти нормальной жизнью. Но все это не по мне.

— Как ученый я все равно обязан предупредить о последствиях. Это как зачитать права при аресте, — пошутил Джонс. — И у вас будет время, чтобы подумать.

— Я видел своих родителей — тихо сказал Янис, — смотрел на них, ничего не чувствовал и думал, чем эти чужие люди отличаются от других посторонних людей. Вы могли бы привести любую другую супружескую пару подходящего возраста... Понимаете?

Доктор все еще медлил, снова разглядывая окна лаборатории, возможно, он взвешивал все «за» и «против», а может, мысленно просчитывал риски. Или в нем боролись врач, следующий принципу: «не навреди» и ученый, понимающий, что без риска не найдешь нужного решения и кто-то должен быть первопроходцем.

Устав от длительного молчания, Янис привел последний аргумент:

— Это моя жизнь и мое решение. Отсутствие памяти не является показателем недееспособности или не способности здраво мыслить. Я рискну. В конце-концов ведь побочные действия не всегда обязательное условие лечения и у каждого они протекают по-разному.

Джонс ничего не сказал, а лишь встал, и бросив короткое: «До завтра», удалился в лечебное здание.

Весь день Янис не находил себе места, обдумывая, как бы убедить доктора, в тоже время понимая, что от него уже ничего не зависит. Под вечер Джонс сам нашел его пригласил в кабинет, где без предисловий сказал:

— Наше тело — это по сути — книга нашей жизни. Глядите, — он протянул руку Янису, ладонью вниз, показывая запястье на котором красовалась россыпь круглых пятен разного размера — это я, еще будучи студентом, облился кислотой во время одного из занятий. Никогда не забуду этот день.

Джонс усмехнулся, предаваясь воспоминаниям, а Янис, непроизвольно взглянул на свои руки.

— Догадались? — полюбопытствовал собеседник

— Нет — признался Янис.

— Я хочу, используя шрамы, заставить ваше тело вспомнить, как они были получены. Ведь ваш организм, залечивая раны использовал различные ресурсы, были задействованы нервная, кровеносная, лимфатические системы... Ученые не научились использовать гены тирриопсиса, но если соединить их со стволовыми клетками, возможно, они повернут время вспять на небольшом участке кожи, и помогут найти отклик в вашем мозгу. Итак, какую же страницу из вашей книги жизни мы откроем первой?

 

***

Предстоящей процедуры Янис ожидал с замиранием сердца. Но когда Джонс зашел к нему в комнату, ткнул электрическим шприцем руку чуть выше локтя и пожелав спокойной ночи, собирался выйти, Янис был откровенно разочарован.

— Это что, все?

— А что же вы еще хотели?

«Что же я хотел?» — размышлял Янис лежа на кровати и глядя на краешек звездного неба. После всех этих предупреждений, подписей, суеты, выбора первого шрама он хотел чего-то большего, некоего таинства науки, которое, порой, видят те, кто с наукой не связан. Незаметно для себя он уснул.

Утром, проснувшись в обычное время и взглянув на солнечные лучи, игравшие бликами на верхушках деревьев, Янис ощутил теплое забытое чувство.

Это не было воспоминанием, а было лишь его предтечей, но тонкая ниточка уже потянулась, нужно было лишь схватить ее и осторожно начать разматывать клубок.

Наспех одевшись, босой, счастливый с полузакрытыми глазами, он вышел на веранду, увитую цветущими глициниями. Солнечные зайчики прикасались к его лицу... зеленое кружево листвы... он задирая голову смотрит на ветви громадного платана к которым привязаны качели. Он сам несется на этих качелях, стараясь взлететь как можно выше...

— Все равно ты меня не обгонишь, Янис! — кричит ему десятилетняя девочка, которая летит рядом.

Ветер играет с ее мелким кудряшками, то рассыпая, то собирая их..

— Меня зовут Янис, я вспомнил.

 

***

Воспоминания возвращались стремительно: школьные драки, университетские вечеринки, пикники в лесу и на побережье, смена жилья, ремонт, ужин с родителями.

Сначала Джонс делал всего один укол в тот или иной шрам, затем, попробовал сделать два, потом три. Робот-медработник — забавный округлый бочонок со множеством гибких щупалец — безошибочно находил на теле Яниса последствия перенесенных травм. Если их не возможно было «разглядеть», то робот сканировал, ощупывал, брал образцы кожных покровов и выдавал результат.

Янис вспомнил практически все: родителей, сестру Франческу, друзей, дом — он чувствовал себя счастливым, вновь обретя все это. Собираясь покинуть поместье, Янис зашел в кабинет Джонса, желая еще раз поблагодарить своего спасителя, а заодно и получить инструкции касательно своего здоровья.

Сидя в широком кресле, сделанном, как и все вокруг, «под старину», Янис вяло кивал, соглашаясь со всем, что говорил ему доктор.

— Играли на фортепьяно? — вдруг спросил Джонс кивком головы указав на его руку.

Янис перевел взгляд на поручень кресла — его пальцы барабанили по подлокотнику.

— Нет. Насколько я помню, — он блаженно улыбнулся, — это просто так, привычка.

— Хм. И давно это у вас?

— Что? Привычка барабанить по столу во время разговора? Кто его знает, может с детства.

— Любопытно.

Оставшись один, Джонс просмотрел видеозапись разговора, а затем, увеличив руку, дал команду компьютеру наложить движения Яниса на клавиатуру стандартного рояля. Результат пришел незамедлительно:

— Вольфгант Амадей Моцарт, третья часть фортепьянной «Сонаты номер одиннадцать Ля мажор». Название: «Рондо в турецком стиле», партия для правой руки.

— «Турецкий марш»? Ошибки быть не могло? Повтори проверку.

— Си-ля-соль-диез-ля, до, ре-до-си-до, ми, фа-ми-ре-диез-ми. Ошибки нет.

— Найти все подобные видео за прошедшую неделю. Хотя нет, за десять дней. Наложить движения пальцев на стандартную клавиатуру.

Через минуту Джонс с удивлением слушал перечень произведений, которыми «баловался» Янис. Доктор тут же связался с Франческой и спросил:

— Скажите, насколько серьезно ваш брат занимался игрой на фортепьяно?

— Ну вы и придумаете такое! — в ответ девушка весело рассмеялась. — Это он вам такое поведал? Ну и выдумщик!

— Не вижу ничего странного в занятии музыкой, тем более, вы, кажется, из музыкальной семьи.

— Отчасти да. Наша прабабушка — Франческа Пенья, меня, кстати и назвали в ее честь, была оперной дивой.

— Вы внучка Франчеки Пеньи? — не удержался от возгласа Джонс.

— Правнучка, — поправила его собеседница, — так вот, будучи еще и прекрасной пианисткой, она лично занималась нашим музыкальным образованием. И могу вас заверить, что Янис ни разу не просидел на уроке более пятнадцати минут: игре на инструментах он предпочитал компьютерные игры.

— Франческа Пенья, — повторил доктор, находясь под впечатлением от внезапного открытия, — я слушал ее в Парижской опере. Непревзойденный голос! А какая харизма! Этого не передать в записях или видео. Жаль, что она оставила карьеру. Полжизни бы отдал за то, чтобы услышать это вновь!

— О, она все еще чудесно поет. Правда, у себя дома.

— А не мог ли Янис самостоятельно начать заниматься игрой на пианино? Возможно, вы этого не знали. — вернулся к прежней теме Джонс.

— Вряд ли было что-то, что затевал брат и о чем бы я не знала. Да и зачем делать из такого тайну?

— Действительно, зачем, — согласился доктор, — благодарю вас, вы мне очень помогли.

Разговор с родителями Яниса лишь подтвердил слова сестры: Янис бежал от рояля, как черт от ладана.

Любопытство Джонса было истинным любопытством человека науки. Ученый, живущий в нем, быстро одержал верх над врачом, и он решил во что бы то ни стало, разгадать природу перемен произошедших с его подопечным.

Но сначала нужно было получить так сказать материальное подтверждение мастерства Яниса. Для этого Джонс, не мудрствуя лукаво, «подсунул» Янису открытый рояль, приведя в гостиную и попросив минутку его подождать.

Прошло томительных двадцать минут, и затем из распахнутых окон полилась музыка.

Стоя в дверях Джонс неотрывно наблюдал, как Янис исполняет Шопеновский «Ноктюрн», казалось, не осознавая, что делает это. Краем глаза увидев доктора, пианист прервался и с удивлением, смешанным с ужасом посмотрел на свои руки.

— Что это, док? Мои воспоминания о том, что я терпеть не мог уроки музыки оказались ложными?

— Вовсе нет. И ваши родители, и сестра в один голос утверждают, что вы не пылали любовью к классическому искусству.

— Но не могут же это быть побочные явления лечения амнезии!

— Милый мой, — доктор подошел и с отеческой любовью похлопал его по плечу, — если бы лечение амнезии сопровождалось бы подобными «побочными» эффектами, тогда люди били бы себя по голове, в надежде потерять память.

— Тогда что со мной?

— Пока не знаю, — признался Джонс, — но предлагаю вам повременить с отъездом и погостить здесь еще недельку. За мой счет, разумеется.

 

***

В теорию о том, что Янис с детства наблюдал за пианистами, а потом, в силу травмы и лечения, его мозг смог воспроизвести увиденное, Джонс не поверил сразу. Часами наблюдать за игрой мог лишь очень увлеченный музыкой ребенок. Отбросил он и гипотезу компьютерного обучения Яниса. Получалось, что влияние на его проснувшиеся способности повлияли инъекции стволовых клеток. Но как? Их используют почти столетие и уж на внезапно просыпающиеся таланты давно обратили бы внимание!

Раздумья Джонса прервал видеовызов Франчески. Встревоженная девушка сказала, что с братом что-то происходит. Когда доктор попытался ее успокоить, она чуть ли не закричала:

— Мы чувствуем друг друга с детства, даже если находимся на расстоянии! Так бывает у близнецов. И с аварией было так же...

— Думаете, с Янисом случилась беда?

— Э... — она замялась, стесняясь сказать.

— Ну, же, Франческа, я все-таки его врач.

— Мне вдруг показалось, что происходит что-то. Не так, как с аварией.

— Могу вас заверить, что с вашим братом все в полном порядке. Более того, неизвестно откуда у него вдруг проснулась любовь к музицированию.

— Разыгрываете меня или пытаетесь успокоить.

— Высылаю вам запись его недавнего «концерта», — Джонс нажал на отправку файла, — полюбуйтесь сами.

Минуту Франческа проглядывая видео молчала, но потом, лицо ее внезапно озарила лукавая улыбка, и она спросила:

— А что еще он научился делать вы не проверяли?

— Признаться нет, но благодарю за идею, сегодня же проверю! И жду вас завтра.

Закончив разговор Джонс, как ошпаренный вылетел из кабинета в уме прикидывая, что можно предложить сделать Янису. Хотя лучше не предлагать, а поступить, как с фортепьяно: оставить некоторые вещи на виду.

Франческу разбудил домашний питомец: пушистый белый кот — настоящее чудо инженерии и дизайнерского мастерства — не отличить от живого.

— Мууур. Хозяйка, просыпайся, тебя какой-то врач вызывает. Ты что, заболела?

— Какой еще врач?

— Не знаю, муур. Представился, как доктор Джонс.

— Включить вызов.

Прямо на стене появилось лицо доктора, который, поздоровавшись, ошарашил девушку вопросом:

— Скажите, в вашем роду не было моряков?

— Вроде бы нет.

— Я имею в виду дальних родственников. Скажем, пра-прадедушка вашей прабабушки не мог служить или работать на некоем судне?

— Пра-прадедушка? Да вы шутите! Откуда же мне об этом знать. Хотя, я могу поднять семейные архивы... Это ведь нужно Янису, так?

— Да — признался Джонс, чуть замявшись.

Спустя час во внутренний двор влетела злая, как фурия Франческа, и не обратив внимание на толпу народа, наблюдавшую за каким-то действом, направилась к Джонсу, стоявшему чуть поодаль.

— Интересующие вас сведения в стадии сбора, — сообщила она и безапелляционным тоном добавила — но вы должны немедленно объяснить, что происходит!

— Тссссс! — доктор приложил палец к губам, и кивнув, указал на столпившихся пациентов и гостей.

Только теперь Франческа обратила внимание на то, что все эти люди — зрители, и все они с затаив дыхание смотрят, Яниса, который целится в мишень.

— Это что, арбалет?

Щелчок. Болт поразил мишень точно в десятку. Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Стоящий рядом с Янисом незнакомец, одобрительно похлопал его по плечу.

— Это оружие семнадцатого века. — Обратился к Франческе доктор — точнее, его идеальная копия, любезно предоставленная мне знакомым. Вооон тем, что стоит рядом с вашим братом.

Глядя, как брат ловко управляется с арбалетом, готовясь к следующему выстрелу, Франческа задумчиво произнесла:

— Считается, что нельзя в полной мере овладеть стрелковым искусством, тренируюсь лишь виртуально. Однако, Янис, по-видимому смог опровергнуть это утверждение. Вы ведь знали, что он дважды становился чемпионом мира в командных состязаниях «Войны четырех стихий»?

— Да, я был ознакомлен с этой информацией, но компьютерные игры, пусть даже в формате близком к реальности, все равно не принесли бы такого результата. Тем, более, там используют некий усредненный вариант арбалета. Уж поверьте мне, как бывалому игроку.

Девушка удивленно посмотрела на него, а потом слегка улыбнулась, но вдруг, пришедшая в голову мысль, прогнала улыбку с ее лица.

— Вы воспользовались моим советом и попытались проверить, чему еще научился брат? И вдруг оказалось, что он стреляет?

Джонс помолчал, вытянув губы трубочкой, а затем решительно сказал:

— Идемте со мной!

Зайдя веранду увитую глициниями, так полюбившуюся Янису, доктор остановился у стола на котором были разбросаны куски каких-то веревок.

— Взгляните.

— Что это?

— Морские узлы, естественно! Связанные вашим братом.

— Морские узлы? — автоматически повторила Франческа, а потом, приблизившись, кончиками пальцев коснулась грубых веревок, словно бы желая убедиться в том, что это не иллюзия, — но Янис никогда...

— Никогда не увлекался яхтенным спортом? Вы это хотели сказать? Или никогда не ходил под парусом? Так же как никогда не играл на рояле, не стрелял из арбалета и не держал в руках металлический скальпель?

— Скальпель из металла? — Франческа растерялась еще сильнее — а разве сейчас еще пользуются такими инструментами?

— Ваш дедушка пользовался. Я навел справки. Тот, что по материнской линии.

— Да он был врачом. В годы его молодости лазерные инструменты только начинали применять, поэтому ничего нет удивительного в том, что он оперировал простым скальпелем.

— Я полагаю... — это пока моя догадка, что гены тирриопсиса...

— Чьи гены?

— Медузы, которые я соединил со стволовыми клетками...

— Вы что вкололи Янису ген какой-то медузы? — возмущенно воскликнула Франческа.

— Не какой-то, а тирриопсиса. Она может возвращаться в стадию полипа при травмах, стрессах или неблагоприятных условиях. И сделал я это с согласия вашего брата, для того, чтобы вернуть ему память.

Девушка закусила губу и опустила глаза, ей стало не ловко за свои нападки, ведь она сама готова была воспользоваться любыми методиками лечения, чтобы излечить амнезию брата.

— Простите, — негромко сказала она, — я художник и дизайнер интерьеров, а в медицине ничего не понимаю. Что случилось с генами медузы?

— С ними все в порядке. То есть они «включились» и начали активно взаимодействовать со клетками Яниса. Дело в том, что для препарата я взял его клетки кожи и довел их до состояния стволовых

— Разве так можно? Я думала их изначально выращивают вне организма — растерялась Франческа.

— Бесспорно! Плюрипотентные стволовые клетки научились получать из обычных еще... ого-го когда! Кажется, в две тысячи десятом году, — Джонс задумался, — или в две тысячи восьмом... Не важно! Главное, это то, что мне удалось заставить их взаимодействовать — ген медузы и клетки Яниса. Естественно, вернутся в зачаточное состояние он не может, но...

— Что но?

— Этот странный тандем заставил вашего брата вспомнить не только свои навыки, но и умения ваших предков. Как ближних, так и очень далеких.

— У него раздвоение личности?

— Вовсе нет. Человек со множеством личностей не осознает своего настоящего «я». А ваш брат прекрасно понимает кто он, и что его новоявленные способности, это какая-то ненормальная реакция на лечение. Он не мнит себя ни хирургом, ни охотником, ни капитаном судна, он знает в каком времени живет, узнает знакомых и родных, не забывает современные навыки. Например, вчера он чудесно воевал на стороне королевства в «Битве четырех стихий».

— Да к черту эти инъекции! — не выдержала Франческа.

— Мы закончили процедуры полторы недели назад, — ответил ей доктор, только после этого начали происходить изменения. Возможно, клеткам, потребовалось время, чтобы адаптироваться, достучаться до «памяти ДНК».

— И что же теперь будет — нетерпеливо спросила Франческа.

— Янис стремительно уносится в прошлое, и я не знаю к чему это может привести.

— Мне кажется, никто не сможет выдержать такой нагрузки: вместить в себе навыки своих предков, пусть даже некоторых.

На это Джонсу возразить было не чего, но нужно было все-таки что-то ответить, и он вдруг предложил:

— Может вам что-то придет в голову. В прошлый раз ваша идея помогла.

Франческа задумалась и пожала плечами.

Джонс сушил голову над тем, как остановить запущенный им процесс, обратился за помощью к коллегам, связался даже с незнакомыми врачами и генными инженерами, умоляя о помощи. Все они либо говорили, что это не возможно, либо разводили руками. И тогда, Джонс решил вернуться к истокам, то есть проанализировать когда что и как началось.

Судя по отчетам, видеозаписям и наблюдениям немногочисленных, но бдительных, дронов, изменения Яниса начались с игры на пианино. Снова связавшись с Франческой, Джонс спросил:

— Скажите, а ваша прабабушка она... как относится к Янису?

— В каком смысле? — не поняла девушка.

— Может она его недолюбливала, например, за то, что он не хотел заниматься музыкой.

— А это! — засмеялась Франческа расслабившись, — ничего подобного! Как раз наоборот. Хоть мы и близнецы, Янис всегда был ее любимчиком. Это ни в чем таком не выражалось, просто, знаете, как иногда бывает. Дети чувствуют, благосклонность родителей, бабушек или дедушек.

— Значит, она любит Яниса, — констатировал доктор.

— Просто обожает, спускает ему все его проделки и дает деньги на любые его проекты. Как-то, пару лет назад, она сказала, что напоминает ей Ирвина в молодости — это ее муж, мой прадедушка. Но он умер. Уже давно, я его не знала.

— Спасибо, Франчека, вы мне очень помогли.

Тем временем Янису стало хуже: он попеременно хватался, то за одно то за другое дело, потом бросал, затем снова начинал, для того, чтобы через минуту начать сначала.

Это его раздражало, выводило из себя, не давало возможности нормально есть и почти полностью лишило сна.

«А вдруг, он сорвется, не выдержит, — размышлял Джонс, — вместо того, чтобы стать хранителем и продолжателем рода, он будет простым вместилищем привычек и навыков. Ему нужна какая-то, зацепка, пристань для того, чтобы остаться здесь».

 

***

Посреди ночи Франческу разбудил вызов Джонса, до глубины души возмутивший ее кота, который тут же рассказал все, что думает о подобных «целителях».

— Приезжайте сейчас же, — сказал он, — я, кажется придумал, как помочь Янису, главное не опоздать.

Франческа застала брата лежащим на кровати с закрытыми глазами. Похудевший, осунувшийся, с темно-синими кругами под глазами, он не походил на того жизнерадостного Яниса, каким был всего пару дней назад.

— Чем я могу помочь?

— Я полагаю, что Янису нужно создать некое подобие якоря.

— Не поняла.

— Нужно, чтобы его мозг, контролировал появляющиеся знания, чтобы он понимал, что его место здесь, что здесь его любят, ценят.

— Янис! Ты слышишь меня? — Франческа схватила брата за холодную руку. — Янис! Мы все очень тебя любим! Не покидай нас!

Девушка вглядывалась в лицо брата, но он лишь застонал, и ничего не ответил.

— Не помогло? — она вопросительно посмотрела на Джонса.

Тот лишь покачал головой.

— Может он спит и не слышит?

— Он не спит, — приборы отслеживают его мозговую активность. Он бодрствует, просто не реагирует на ваши слова.

— Янис, очнись! — Франческа дернула брата — не смей меня покидать! Ты обещал, что посетишь новою галерею, где выставили мои работы! Что? Готов свалить в прошлое, только бы не встречаться с тусовкой художников?

Янис снова застонал, и даже слегка открыл глаза.

— Продолжайте! — воодушевился Джонс взглянув на небольшой экран с графиками — судя по мозговым вонам, ваши слова нашли отклик. Но... попробуйте в этот раз вспомнить что-то позитивное. Наверное, он действительно недолюбливает ваших друзей художников.

Франчека помолчала некоторое время, а потом произнесла:

— А помнишь, наш день рожденья, когда нам подарили качели? Такие, как в старину. Привязанные к ветвям большого дерева. Мы раскачивались наперегонки, стараясь взлететь, как можно выше. Ты тогда еще свалился, помнишь? Из-за меня. Я тогда здорово испугалась, хоть ты и отделалался только рассеченной рукой. Ты сказал родителям, что сам виноват, и тогда я поняла, что ты — лучший брат в мире.

...Кружево зеленой листвы, блики солнца на глянцевых листьях, сероглазая маленькая девочка с льняными волосами, которые вьются мелкими кудряшками. Она то она несется на качелях вверх, то стремительно падает вниз. Ветер играет ее волосами, а она смеется и кричит:

— Эй, догоняй, Янис! Кто будет выше, тот и разрежет торт!

Янис открыл глаза и приподнявшись на локте посмотрел на сестру:

— Яни, это ты? — он посмотрел на темное ночное небо за окном — А что ты здесь делаешь?

Франческа бросилась его обнимать:

— Ты лучший в мире брат!

— Яни? — не понял Джонс.

— Меня так прозвали шутя соседи, потому что мы были не разлей вода, — объяснила Франческа.

— Мозговая активность полностью стабилизировались — сказал Джонс разглядывая графики, — даже удивительно. Наверное, у близнецов действительно сильная ментальная связь.

— Интересно, а сохранились ли у меня мои новые умения и навыки? — улыбнутся Янис.

— Не терпится порадовать бабулю? — поддела его сестра, — еще успеешь. Ты мне кое-что обещал, помнишь?

— Что-то не припоминаю, — Янис сделал вид, что задумался, — я же и так лучший в мире среди братьев.

— Угу. И поэтому послезавтра...

— И поэтому послезавтра, ровно в двенадцать, я буду в галерее.

 

***

Прошло три месяца. Главной мировой сенсацией стало возвращение на сцену блистательной и бесподобной Франчески Пеньи. Она должна была дать всего двадцать концертов, три из них в Парижской Опере Гарнье. Билеты, не смотря на заоблачные цены, были раскуплены в течении трех минут, что побило даже скорость покупки билетов на финал мирового первенства по футболу.

Джонс с грустью выслушивал восторженные крики фанатов, собравшихся под окнами парижского отеля, где остановилась оперная дива, поэтому не сразу обратил внимание на стук в дверь.

— Войдите, — крикнул он, и лишь потом вспомнил, что можно было и не кричать, а дать команду и массивная дверь автоматически бы открывалась.

Андроид-почтальон, редкий гость в поместье, где почти весь персонал — настоящие люди, — отсалютовал на пороге и вручил Джонсу конверт из плотного пластикового картона.

— Срочная спецдоставка для доктора Джонса, лично в руки, открывается лишь при помощи отпечатка пальца. Прошу.

Андроид протянул ладонь на которой поблескивал небольшой экран, а Джонс приложил к нему большой палец. Внутри что-то одобрительно пискнуло, почтальон важно кивнул, распечатал конверт и протянул получателю.

Внутри, поблескивая золотыми вензелями, лежали два билета на завтрашний концерт Франчески Пеньи в Париже. Короткая записка, написанная от руки, гласила: «С глубочайшей признательностью. Ф.П.

P.S. Не забудьте взять смокинг».